Уже закат, Сайлент Хилл краснеет как поле, приспело же ему именно сейчас бежать, а что там впереди, пустыня или очередной тупик? Они не заметят даже, что он пропал, его давным давно нет на Тихом Холме - от него сохранился лишь дрожащий голос, башмак, затравленные глаза да убиенные первенцы. Уолтер находился в своём привычном состоянии - даже не депрессии, а глубочайшей апатии, когда не лень только одно: дышать. Его следы терялись в месиве, дорога корчилась в жиже, фортуна благоволила и закрыла глаза Сайлент Хиллу.
Он нырнул в побег как в океан за золотой рыбкой. За шоссе простирался мир, который ему предстояло назвать и себе присвоить. Сирена за спиной продолжала кричать, и Салливан бежал ещё быстрее от пронзительных позывных. А потом устал, упал в пожухшую листву, приподнялся на локте и слушал. Сайлент Хилл зовёт его обратно, чтобы пользовать, ведь пользоваться людьми для него также естественно как для рыб - иметь плавники.
Он уже стоит на шоссе и ловит попутку, но ни одна машина его не берёт, а может машина вообще за всё это время вообще была одна, просто разводилась или расстроилась в его глазах от слёз. Глаза у Салливана сейчас как у быстро пьянеющей на могиле любимого девочки, знающей что среди умерших мёртвых нет. Уолтер Салливан уже может убить человека, это легче, чем порвать бисерное ожерелье или разбить крепкий орех.
Слышит - хором ангелов поют тормоза красного кадиллака, который останавливается прямо вровень с ним. Вот тебе и праздник, Салливан, дождался, добился, дозвался? Он знает: они смотрят на него из города, из своих укреплений и трепещут перед его смелостью, наверняка говорят о нём как о ангеле, возмутившем воду, том самом ангеле из сказки, который вместе с бесом оказался в кадке молока.
- До Эшфилда подкинете? Денег нет, плачу хорошим настроением. Можно, да? Спасибо.
Прыгая на заднее сидение, Уолтер разворачивает тряпки и вытаскивает из них магнитофон на батарейках. Пока шёл через лес к шоссе, юнец подозревал всех и каждый шорох кустах в намерении этот магнитофон отобрать, каждого подозревал в нестерпимо унизительной для него догадке о том, кассетник краденный, что он не только ему принадлежит, но и принадлежать по всем законам мировой справедливость не должен - такому нищему, лишенному всего мальчику. Тем отчаяннее была решимость Уолтера защищать свою непосильную добычу и единственное доступное ему счастье на Земле - чёртов мафон. Даже у идущего в петлю должна быть своя песня, вы понимаете меня?
Они трогаются, нет, срываются с места скачком колёс - наверное у водителя тоже аллергия на местный туман. Тёмные очки сразу бросаются в глаза, про них, наверное, спрашивает каждый второй, значит надо выдумать что-то оригинальнее. То что у мужчины он не первый попутчик Салливан ощущал непоколебимо - у машин тоже есть аура, как круги на срезе дерева, выдающая количество душ, побывавших внутри этой колымаги и... Искавших здесь чекпоинт, чтобы сохраниться, но оборвавшихся как полёт птицы. "Ку-ку" - кричит Сайлент Хилл. - "Ку-ку?"
- Я вас ждал. А чего без иконок ездите? Дороги скользкие, можно и в кювет залететь.
Мужчина одет в алый стихарь, потому что сбежал с мессы, по английски, не знал как прямо сказать богу: "я не люблю тебя!", самовольно покинул свою службу, унёс свою тугую на молитвы голову к смерти, говорят после неё жизнь становится интереснее. Он старается лишний раз не размахивать руками, чтобы не было заметно, что его руками управляет нечто жестоко постороннее.
Отредактировано Walter Sullivan (2018-03-21 21:37:44)