- Да, теперь вижу, что не гидра, - еще немного лунатически и заспанно отозвался юнец, потрогав шершавые пластины на ткнувшейся ему в ладонь чудовищной морде. Для хладнокровного ящера они были теплыми, и пахли серой, искрящим кремнием и древесиной – обломанными ветвями деревьев, сквозь которые существо пробиралось к поляне. Реальность, вторгшаяся в его тяжелую от обилия маковой пыльцы дремоту, возвращалась к Дионису не мыслями, а ощущениями. Ощущение от настоящей гидры, одной из многочисленных прадочерей Лернейской, было бы другим: не узнай она его – ее зубы уже были бы у него в плече, а узнай – ее и след бы уже простыл. Потомки Тартара не слишком любили богов, рожденных под солнцем, особенно тех, кому приходилось отвоевывать свои права подвигами – потому что подвиги эти обычно касались убийства чудовищ.
Трехглавый змей был огромен, шумен, крылат и по-детски восторженно-простодушен, хоть Дионис и чувствовал струение яда в гулком рокоте его крови. Века просматривались в разводах на его чешуе как в кольцах на спиле дуба. Живое, иноземное, из прежних времен. Вообще-то на «дриаду» полагалось бы и разгневаться за непочтение, - да и за нарушение покоя тоже, - но он вспомнил, как сам жаловался во сне на одиночество. А что до дриады, так и Афродита не всегда бывала похожа на саму себя с утра и без пояса.
Он погладил драконью голову между блестящих крапчатых глаз, потом неторопливо, от души, потянулся, зевнул, и, обогнув громаду незваного гостя, вошел внутрь круга камней.
- Меня не узнать без атрибутов и свиты, или я спал слишком долго? – миролюбиво ухмыльнулся он. Под вьюнком в центре круга плашмя лежал валун, не похожий на остальные: другие казались расставленными рукотворно, этот как будто находился здесь всегда. Юнец легко толкнул его босой ногой с замшелой золотой цепочкой на щиколотке, и камень откатился в сторону, вывернув комья земли с корнями ползучих синих граммофонов; из возникшей дыры ключом забила холодная и сладкая родниковая вода, шелком полившаяся по заросшим спиральным желобкам, заново находя их под травой.
Опустившись рядом с родником на одно колено, Дионис подставил руки под воду и с наслаждением умылся, смыв с век остатки темной пыли – толченых маковых зерен. Его глаза перестали быть похожи на круглые совиные зеркала и стали чуть более осмысленны.
- Дриады не вымерли, - наконец снизошел он до настоящего ответа, щурясь на змея и продолжая держать пальцы под текущей водой. – И нимфы живы, и речные хозяева, и сатиров еще можно найти по запаху. Просто они не выходят больше. Человек унаследовал землю, и так далее, и тому подобное, - он по-звериному оскалился, а затем без паузы скорчил рожу, как мальчишка, которому надоело читать параграф. – Уж ты должен это знать. У тебя три головы, и ты пахнешь севером, но вряд ли люди на севере более снисходительны к трехглавым змеям. Хотя я всегда всех своих учил освобождаться от предрассудков…
Пока он говорил, ручей под его пальцами постепенно менял цвет, становясь темнее, плотнее и душистее. Наконец солнце пронизало его поверхность, как драгоценное рубиновое стекло, разливающее вокруг пьяный запах земляники, ежевики и слив, летнего юного букета.
- Я должен буду ужасно рассердиться, если мне придется представляться самому, - обезоруживающе откровенно объяснил Дионис, облизнув вино с ладони и призадумавшись. Как будто бы достаточно сильное. – Что ты искал в моей роще? Надеюсь, не покоя?
[icon]http://storage1.static.itmages.ru/i/18/0224/h_1519504595_9107411_e61ac476ff.jpg[/icon]