[icon]http://images.vfl.ru/ii/1479055978/b25f871f/14934086.png[/icon]- Прекрати вести себя так, как будто ничего не произошло, Стив!

Этот разговор продолжается достаточно долго, чтобы голос Шерон приобрел визгливые ноты. Она стоит посреди гостиной, готовая ко всему. И хочется просто прекратить эту ссору. Но все, что происходит каждый вечер, когда он приходит с очередной смены в коллцентре, это возвращение к этой ссоре. Шерон недовольна. Он читает это в ее гримасе, в ее резких жестах, в ее напряженной спине. Он слышит это в ее громких шагах, в тяжелых вздохах, в грубых словах. Он не может исправить это, и кажется, что это происходит уже целую вечность. И даже то, что он не может исправить не делает ситуации лучше. Он не хочет. И это главная проблема всего происходящего.

- Ты не слушаешь меня! Не предаешь значения моим словам! Ты не ценишь меня!

Когда это случилось? С чего все началось? Он не знает точку отсчета, просто в какой-то момент понимание сбивает с толку. И Стив смотрит на Шерон. Она все еще красива, но ее черты обезображены гневом и отчаянием. Она все еще его, но между ними зияет огромная пропасть, перемахнуть которую они больше не в силах. Они утратили страсть, утратили ценность их отношений, погрязли в быту, в убожестве привычки. И понимание этого бьет больно, бьет сильно, бьет так, как ничто не могло до этого. Разочарование друг другом. Им нельзя было съезжаться так скоро.

- Господи, зачем я вообще продолжаю пытаться! Знаешь что, катись ты! Мне осточертело жить в этом хлеву, пытаться найти аргументы, пытаться жить с тобой! Тетя предупреждала, что ни хрена не выйдет! Ты просто.. Аргх!

Шерон продолжает кричать, запихивает вещи в сумку, и Стива парализует. Он видит все это, должен остановить ее, должен извиниться, найти снова путь к их счастью, но он молчит. Он молчит. И это последнее, что разбивает их сердца, вероятно. У него нет сил пойти за ней, нет сил обнять ее, прижать, убедить, что они все наладят. Не наладят. Они слишком разные, у них разное отношение к жизни, к любви и отношениям. Она хочет слишком много, и он не в силах дать это. Они поспешили. Это так очевидно, что Стив сжимает упрямо губы, стискивает кулаки. Но остается на диване, беспомощно наблюдая за тем, как его год жизни просто вылетает из квартиры, хлопает громко дверью.

- Ненавижу тебя, Роджерс!

Она не со зла. Она не со зла, точно. Стив прикрывает глаза и откидывается на спинку дивана. Под ногой шуршит рамка с фотографией, сделанной на пароме. Это было второе свидание, они еще счастливо улыбались в камеру телефона, распечатали снимок и вставили в рамку, потому что считали, что будут вместе до конца дней. До конца дней не сложилось.

Стив смотрит на снимок. Отпечаток их прошлого. Шерон счастлива, целует его в щеку, бриз трепет ее светлые волосы. Стив смотрит на снимок. Но ощущает не разбитое сердце, а облегчение и пустоту. Это неправильно. Так быть не должно. Он знает это. Но не может понять когда все пошло не так?

Первое, что оформляется в голове - убрать осколки с максимальной безопасностью. Второе, что это единственные долгие отношения, которые у него когда-либо были. Вероятно он не умеет это делать. Вероятно он не готов к этому. Ему двадцать пять, а жизнь все еще напоминает ему об этом. Ему гребанных двадцать пять лет. Он живет, а не существует. Вот только Сара наверняка сказала бы иначе.

На завтра есть длинный список дел. У него не бывает выходных. Даже если завтра суббота. Даже если настанет конец света, Стив Роджерс не имеет права оставаться в постели. Не может позволить себе раскисать. Не может перестать двигаться.

Голова чувствуется тяжелой, он прикладывает пальцы к вискам, чуть массирует. Где-то в затылке есть неоформленное ощущение предвестника головной боли. Где-то в груди есть липкость облегчения, в районе солнечного сплетения. И Стив наконец-то встает с дивана.

Когда все пошло не так?

Сэм говорил, что отношения пойдут ему на пользу. Сэм говорил, что нужно верить в лучшее. Сэм говорил, что Шерон находка. Медсестра инфекционного отделения, она обязательно будет понимать. Вот только Сэму не объяснить, что они не подходили друг другу с самого начала. Возможно ему стоило сказать сразу нет? Возможно они бы сохранили свою дружбу?

В квартире больше не пахнет маслом, и это ощущается неправильным. Она не любила запах растворителя и красок, ему хотелось угодить ей, сделать их проживание комфортным, уютным. Они пошли на уступки, компромис для большего удовольствия от общения. Как бы не так!

В пальцах покалывает от желания взять карандаш, кисть, пастель, уголь. Что угодно, лишь бы выскоблить из себя этот коктейль, вытравить это ощущение по капли, растереть его по белому листу, увидеть со стороны и понять что это. Наконец. Закончить эти чертовы отношения.

Стив качает головой, обводит взглядом гостиную, встречаясь с пустотой на тех местах, де раньше стояли ее вещи. Что ж, он очевидно понимает, что это точка. Ему кажется, что за последние три дня он вынудил ее уйти. В первый вечер он слабо отбивал ее подачи, во второй пытался орать в голос вместе с ней, сегодня он молчал.

Все пошло не так с самого начала.

Он наливает себе сок, вглядываясь в пространство внутри холодильника. Свежие овощи, здоровая пища. Он наливает сок в стакан, отпивает, возвращается к дивану и аккуратно сметает осколки и саму рамку в совок. Вздрагивает от стука в дверь.

- Если ты что-то забыла, то я отдам тебе в следующий … здравствуйте, - он по совиному удивленно моргает, когда за открытой дверью обнаруживает совершенно не Шерон. Незнакомый мужчина смотрит чуть насмешливо. - Чем могу помочь?

Отредактировано Steve Rogers (2018-01-13 00:00:21)

[icon]http://images.vfl.ru/ii/1479055978/b25f871f/14934086.png[/icon]Законы вежливости нужно соблюдать. Сара всегда учила его мыть руки перед едой, молиться перед сном и обязательно улыбаться людям, когда они улыбаются в ответ. Сара всегда открывала двери, помогала каждому, кто нуждался. И улыбалась миру, даже если мир вместо улыбки поворачивался к ней совершенно иным местом. Сара Роджерс любила людей, любила свою профессию, любила своего сына.

Правила этикета он вычитал когда-то в детстве в книге. Кодекс джентельменства, кодекс пиратов, кодекс рыцарства. Их было так много, что иногда Стив представлял, что вот он будет взрослым, будет вежливым, его жизнь будет полна приключений. Но вот он взрослый, а жизнь его полнится только разочарованиями. Но он улыбается.

Первое время делать это почти невозможно. Но его выручает то, что в соседней квартире живет Баки Барнс, безалаберный и обаятельный мальчуган. И Стив наконец-то верит, что дружба - это великая сила, способная приподнять тебя над этой планетой. Что им вдвоем по плечу все, что он сможет стать художником, расскажет их историю. Ему восемь лет, ему кажется, что они будут жить вечно. Он верит во все. И улыбается широко жизни. Пока не теряет все. Сначала Баки, а потом и себя.

Юность пора максимализма и драматичности. Свой бунт он находит в отчаянии между больницами. Ему пятнадцать. И жить становится все труднее.

Стив смотрит на своего нового соседа, медлит секунду, пока мысль оформляется в его голове.

- О да, конечно, проходи, - он, спохватываясь, отходит в сторону, смущенно поглаживает шею и затылок, ерошит короткий ежик волос. - Я как-то… пропустил переезд. Стив, - он кивает и улыбается в ответ, сдержанно и искренне.

От «тонких стен» и «что было сегодня. И вчера.» хочется поджать губы, нахмуриться, ответить резкостью, но он одергивает себя, понимая, что это всего лишь предлог для знакомства, способ поддержать незнакомого вынужденного соседа, это всего лишь факт, а не указание на то, что Стив не умеет ладить с женщинами. Правда в том, что он действительно не умеет, и это не оскорбление. Это факт. Самый что ни на есть фактический. Вот только Джеймсу это знать пока ни к чему.

- Прости, я немного... - Стив не договоривает фразу, пожимает плечами, позволяя незнакомому Джеймсу сделать свои выводы. - Надеюсь, это несильно повлияло на твои впечатления от дома. Не хотелось бы, чтобы тебе не понравилось жить в Бруклине.

Стив наблюдает за Джеймсом. Прикрывает дверь, проходит внутрь квартиры, выкидывает рамку и осколки. После того, как Сары не стало, он переделал все, сравнял стены, оставив только несущие, сделав вместо двух комнат одну. Небольшая зона кухни, все еще отделенная ванная комната. Но окна большие, в этой комнате должно быть много света. Он мечтал рисовать здесь, рисовать истории, вкладывать всего себя, размазывать свои чувства по холстам, а вместо этого он собирает осколки который день подряд.

- Проходи, располагайся, - он принимает коробку из его рук и ставит на стойку, заменяющую стол, разграничивающую пространство на зоны комнаты и кухни. - Только я не пью. И тебе не советую. Хотя ты прав. Очень хочется напиться.

Он усмехается, качает головой, и снова ловит эту улыбку. В чертах нового соседа что-то кажется неуловимо знакомым, но это ускользает от него. Ускользает с каждым движением, немного скованным, и он просто машет рукой на это. В этой квартире когда-то жил его друг. Когда-то очень давно, но жизнь решила иначе. В тот год, когда Баки уехал Стиву поставили диагноз. И все изменилось.

Ему самому немного неловко. Не так стоит знакомиться с новыми соседями. Нужно принести печенье, расспросить о переезде, помочь с чем-то по добрососедски. Но не получать в подарок бутылку виски, потому что твой новый сосед - по сути незнакомец, вынужденный терпеть по какой-то судьбоносной причине и насмешке вселенной твое общество - слышал как твоя подружка становится децибеловой бомбой.

Ему самому немного неловко, и он стремиться пристроить свои руки, чем-то занять себя, наливая воду в чайник, аккуратно доставая из коробки пирог и стаканы. Предусмотрительность соседа вызывающе напоминает то, как когда-то вел себя Баки. Не потому, что Стив скучает. Не потому, что Джеймс вышел из той квартиры. Не потому, что ему чудится образ друга в этих чертах. Они похожи, и он отметает это снова и снова.

- Снимаешь комнату? - Стив заваривает чай в любимый чайник Сары, достает кружки. - Чаю? Кофе? Виски? - он оборачивается к Джеймсу, улыбаясь.

Когда-то давно все было намного проще. Когда-то давно все было куда сложнее.

[icon]http://images.vfl.ru/ii/1479055978/b25f871f/14934086.png[/icon] - Серьезно? - Стив изумленно качает головой, разогревает духовку, аккуратно берет в руки бутылку и наливает Джеймсу в стакан виски. Немного, всего лишь на пару дюймов, достает лед из холодильника, все еще посмеиваясь. - Она казалась такой милой. Часто звала на чай, но у меня так мало было времени. Поэтому я просто старался помогать ей время от времени. То полки прибить, то кран починить. Только подумай, я же был всего в паре дюймов от находки.

Он смеется, чуть запрокидывая голову, понимая, что если бы тогда встретился с этим кладом, то возможно во многом поменял мнение о своей соседке. Миссис Уортингтон всегда доброжелательно и приветливо относилась к нему, она всегда спрашивала его о Шерон, когда та поселилась здесь. Всегда потчевала его историями из молодости, вот только в этих историях не хватало вероятно некоторых аспектов.

- Там когда-то жила семья. Отец тоже был военным, - он чуть пожимает плечами, отправляя пирог в духовку под стрекотание голоса Джеймса. Он ощущает себя странно комфортно, как будто это не новый человек, как будто это привычный вечер. Ссора и разрыв с Шерон отходят на второй план, ощущаются блекло, и нахождение Джеймса на его кухне, за стойкой, сглаживает острые грани обреченного одиночества и самокопания.

Стив двигает стакан соседу, наливает себе чай. И вздыхает. Он до сих пор не научился не взрывать эту бомбу, не научился говорить правильно о своем диагнозе, о некотором аспекте, который так очевидно разграничивает его жизнь от бессознательной жизни многих других людей.

Где простой обыватель, не задумываясь, выберет пирожное, кофе с сахаром и молоком, алкоголь, жаренное и масленное, насладится вкусом нездоровой пищи, Стив выбирает полезные продукты. Где простой обыватель, смеясь, отдастся порыву стремительной скорости жизни, Стив взвешенно осмыслит все, что касается не только его, но и окружающих. Каждый его шаг с пятнадцати лет теперь обдумывается с тщательностью, подкрепляется сознательным выбором. Он должен быть ответственным, иначе пострадает еще кто-то. И он.

Он чуть хмурит брови, прикусывает нижнюю губу, вслушиваясь в то, как Джеймс легко спрашивает об алкоголизме. Но это не его проблема. Все намного-намного серьезнее. И это непросто. Обычно он взрывает эту бомбу по обстоятельствам. Иногда сразу, иногда после налаживания первого контакта, и первое впечатление о нем иногда сглаживает эти острые стереотипные страхи. Он отрастил себе толстую шкуру, но иногда это действительно пробирается под кожу, ранит, оставляет след.

Джеймс ему нравился. С первых слов. С того, что тот, прослушав концерт дивы Шерон Картер, сориентировался лучше многих. Стив не знает еще никого, кто бы так легко загрузил бутылку виски в коробку со стаканами и постучался к незнакомому человеку, чтобы узнать как дела. Это слишком заботливо для большинства, кого он встречал. Легко, непринужденно, заинтересованно. А если…? А вдруг..?

Стив не считает себя трусом. Но смелый не тот, кто не страшится, а тот, кто преодолевает страх. Он всегда живет со страхом, знает его, но здесь колебания и сомнения разъедают внутри что-то еще, и он отпивает чаю, а потом поднимает взгляд на Джеймса, чтобы закатить глаза и выдохнуть, удерживая себя от фырканья.

- Нет, ничего такого. Просто веду здоровый образ жизни, - он пожимает плечами, склоняет голову и мягко улыбается. - Первый и последний раз я напился в пятнадцать. До сих пор помню глаза матери, когда утром проснулся с жутчайшим похмельем. Мне хватило бутылки дешевого вина, купленного на заправке. Я… тогда в жизни очень многое изменилось. Подростки на все реагируют бурно.

Он горько улыбается воспоминаниям. Сара тогда отчитывала его на кухне, отпаивала чаем, скармливала жирную пищу, а потом проверяла кровь, отслеживая состояние. Похмелье и забота матери помогли тогда начать примиряться с его действительностью.

- Я волонтер в организации под покровительством ЩИТа, - он чуть неловко дергает плечом, снова отпивая чай, прослеживая взгляд Джеймса на брошюры, раскиданные по поверхностям. Вероятно придется снова делать это быстро и ясно, как говорит Сэм, это как оторвать пластырь. - Люди, живущие с ВИЧ. Занимаюсь в основном просветительской деятельностью, помогаю только узнавшим, курирую разные проекты. Все, что могу сделать.

Связки чуть спазмирует, и он останавливается. Он не продолжает. Он не говорит это сейчас, не может впервые заставить себя выдавить эту фразу, с которой чаще всего начинаются проблемы. Люди не думают, люди не слушают, люди слепы. Он проглатывает фразу, проглатывает целиком, просто потому что чувствует, что здесь и сейчас ему отчего-то важно, что подумает вот этот вот Джеймс из соседней квартиры.

- Шерон не нравилось, что я уделяю им больше времени, чем ей, - он выдыхает это, переводя взгляд в пространство. - Хотя ты наверное слышал. А, и да, конечно, работаю в коллцентре тех поддержки Старк Индастрис. «Вы пробовали его выключить и включить заново, сэр?»

Он позволяет себе добавить в последнюю фразу немного сарказма, даже не думая, что это может оттолкнуть нового знакомого.

- Чем занимаешься ты? - Стив снова отпивает, чуть приподнимает брови и заинтересованно ждет ответа. Любопытство не порок, однако не все с этим согласятся.

Отредактировано Steve Rogers (2018-01-15 00:01:35)

[icon]http://images.vfl.ru/ii/1479055978/b25f871f/14934086.png[/icon] Он не замечает руку, пока Джеймс в разговоре не упоминает о ранении. И сочувствие омывает изнутри его, ему хочется сказать что-то, что-то такое, что могло бы помочь, вот только он точно знает, что нет таких слов, не таких слов, чтобы снять напряжение от увечья. Также, как нет слов, чтобы выразить сочувствие человеку, чей статус резко меняется после положительного анализа крови. Если бы такие слова нашлись, их бы давно возвели в ранг полезных, нужных, обязательных. Но есть только искреннее сочувствие, скользящие по лицу мимикой, есть только искреннее сожаление, светящиеся на дне глаз, где в сетчатке есть пара пятен.

Он просто смотрит, улыбается мягко, пока Джеймс не меняется в лице, и это заставляет его напрячься, слова Джеймса заставляют его улыбку заморозится, а брови нахмуриться.

Выкинуть Баки из своей жизни никогда не получалось. Он лежал в больнице, прижимая к себе альбомные листы, при пролистывании которых сыпался каскадом лица Барнса. Казалось, что нет ничего более интересного и занимательного в детстве, как рисовать эту подвижную мимику, запечатлеть легкий оттенок грусти, шалую улыбку, серьезный взгляд. Нет ничего интереснее, чем тащить Баки Барнса в гущу событий - Баки! Они оскорбили Люси! - тащить его в сторону самых больших приключений и неприятностей. Они делали глупости вместе, а потом все исчезло. Баки уехал, а Стиву поставили диагноз. Жизнь круто завернула на вираже, а он врезался в фонарный столб. Все просто.

Ему не нужно смотреть туда, потому что он знает ответ. Он знает ответ, и внутри все лопается от напряжение, волнения, все стынет и взрывается. И эти чувства кажутся чужими. Будто кто-то врезал ему, как в детстве, прямо в солнечное сплетение, и просто невозможно вдохнуть полной грудью. Просто невозможно отвести взгляд. И кажется, что это сон, нереальность, что все это не с ним. Как когда врач озвучивал самую страшную вещь в его жизни. Ему было пятнадцать, когда он получил приговор. Ему было четырнадцать, когда Баки ушел из его жизни, забрав за собой все.

От тихого «кэп» хочется взвыть, хочется заключить его в объятия, хочется заорать, ломать что-то, стиснуть и впаять в себя так, чтобы он не исчез, не растворился, не ушел снова. Спустя десять лет он снова чувствует себя меньше, тоньше, легче. Ему снова четырнадцать. Слез нет, но лучше бы он плакал. Слез нет, и эмоции будоражат его изнутри.

- Баки? - он тихо вторит ему, непривычно тихо, медленно, с мольбой и надеждой, понимая, что они оба здесь на его кухне снова. Снова. И это плохо, это хорошо, это невозможно.

- Господи, Бак! - он уже не шепчет, его одолевает пробитая радость, затопляет полностью, лопаясь пузырьками в ушах. Он обходит стол, чтобы несмело, аккуратно положить ладони на плечи. Он мешкает, стесняется, чуть ведет плечами. И не обнимает, просто сжимает плечи, позволяя ладоням соскользнуть по рукам. Между ними десять лет опыта, десять лет жизни, десять лет и еще одна пропасть.

- Армия? Боже, ты пошел по стопам отца? Баки, - он улыбается шире, позволяя сомнениям уйти куда-то на задний план, растворится в этой мешанине, которую невозможно больше разделить на какие-то отдельные чувства. Он все сразу одновременно. Это дезориентирует.

- Почему сейчас? Почему… Прости, я просто чертовски тебе рад, Бак, - он смущенно почесывает шею и затылок, а потом отходит, чтобы занять руки кружкой с чаем. - Боже, мы не виделись десять лет?.. Ты изменился, я не узнал, - он чуть качает головой и снова смотрит на друга.

Тот вырос, возмужал, окреп. Вероятно армия сделала это с ним. Вероятно. Но это еще не точно.

- Расскажи, как семья? Как ты? Как вообще? - он берет кружку и тянет того на диван, чтобы расположится с удобством. Не сводит глаз, пытаясь наложить образы друг на друга. От этого кружится голова. От этого, а не голода или стресса. Хотя кого он обманывает?

Отредактировано Steve Rogers (2018-01-16 00:35:21)