danger // 6.24

Марк Джефферсон на работе живет от звонка до звонка. Преподавание приносит свое удовольствие, но учащиеся его иной раз добивают морально своей неспособностью отдаться процессу фотографирования. Среди них, конечно, встречаются самородки: Макс, у которой получаются живые фотографии, — хотя ему все еще не нравится это новомодное слово "сэлфи," — Виктория, которая иногда радует его своим взглядом на позицию, и Нейтан, который был настоящим самородком с дерьмовым характером. Вместе с тем Макс была слишком инертной, Виктория была слишком навязчивой, а Нейтан... Нейтан просто был слишком во всех смыслах.

Сейчас Марк Джефферсон страдает в обществе одного из этих "слишком." Марку Джефферсону было бы интереснее провести это время с Макс и внеочередной раз попытаться пробудить в ней желание быть решительной, иначе ее работы останутся на стадии "хорошо, но не очень хорошо," а сама она не раскроет весь свой потенциал. Марку Джефферсону было бы приятнее провести это время с Нейтаном, пусть и на самом деле "приятнее" исходит как выбор среди двух зол. Но Марк Джефферсон проводит свое время в обществе Виктории Чейз, сладко ей улыбается, настолько сладко, что сводит скулы, и почти не заинтересован в тех словах, которые слетают с ее уст.

Марк Джефферсон воспринимает Викторию Чейз как большую и назойливую, пусть и несколько талантливую, муху. Она что-то тараторит своим высокомерным и противным сучьим голосом, пытается наклониться как можно ниже и ненавязчиво продемонстрировать чуть более чем нужно откровенный вырез своей новой блузки. Марку удается услышать, что Виктория говорит об фотографии, которая лежит на столе у ее локтя и на которую она, ровным счетом, не обращает никакого внимания. Сладость улыбки Марка Джефферсона превращается в вымученность. У него есть еще время, но скоро у него занятие с другим курсом, он хочет выпить кофе и смочить горло, которое начало неприятно саднить спустя столько времени не прекращающейся лекции. Но он смастерил себе репутацию, которую теперь нужно поддерживать, поэтому он делает вид, что внимательно слушает и иногда что-то отвечает. Если это получается невпопад, то Виктория Чейз не обращает внимание. Марк Джефферсон не обращает внимание на ее виднеющуюся в вырезе почти полностью плоскую грудь.

— Мне нравится, как Вы поработали с экспозицией на этой фотографии, но расположение объектов еще далеко не идеально, — Марк качает головой, пытаясь вывести разговор в то русло, с которого он начинался. К его великому сожалению, Виктория демонстрирует выдающиеся успехи, но он бы предпочел провести двадцать четыре часа взаперти с Нейтаном Прескоттом во время его очередного припадка мешающегося с ломкой, нежели эти несколько минут с Викторией Чейз. Но Нейтана здесь нет, и Марк даже не уверен, есть ли он сейчас в академии, или, может быть, пытается купить у Фрэнка Бауэрса новую дозу; Марк не отец этому мальчишке, и ему откровенно наплевать на то, что с ним происходит, до тех пор, пока он не перестанет приносить ему деньги. — Посвятите свободное время изучению правильному расположению, с нетерпением буду ждать Вашей новой работы, — обещает Марк Джефферсон и весьма неоднозначно намекает на то, что на этом их разговор закончен. Если Виктория этим обижена, то она не подает виду, быстро кивает, произносит еще несколько фраз, которые для Марка ровным счетом ничего не значат, и наконец-то уходит.

Марк Джефферсон почти что позволяет себе выдохнуть с облегчением, однако этим облегчением он чуть ли не давится, когда понимает, что никакой кофе ему в ближайшее время не светит. Будучи занятым защитой своего психического здоровья и душевного состояния, Марк потерял бдительность и не заметил, что в аудитории остается еще один человек. Человек, который даже не является его учеником, и никогда им не будет, потому что его сфера интересов ушла в другую от фотографирования сторону. Когда ему доводиться проводить свободное время из-за образовавшихся окон между занятиями в учительской, Марк Джефферсон много чего слышит об Уоррене Грэхеме от мисс Грант. Конечно, в основном ее разговоры сводятся к воспеванию его незаурядных способностей и чистого ума, но Марк Джефферсон успел сделать выводы о том, что Уоррену Грэхему не светит стать выдающимся фотографом. Есть люди, которым это просто не дано, и даже если они будут очень упрямо стараться, их работы все равно останутся на уровне "могло бы быть лучше." Уоррен был таким человеком по части искусства фотографии, вот только раньше его это стезя совсем не заботила. А теперь он стоит в его аудитории, бормочет себе что-то под нос, и нервничает.

Марк Джефферсон широко улыбается. Со стороны может показаться, что так он пытается подбодрить подростка, но если сфотографировать его под правильным углом и правильным осветлением, то окажется, что улыбка его на самом деле оскал хищника. Марку Джефферсону остается только облизнуться и вместо желаемого кофе испить предвкушение.

— Здравствуйте, мистер Грэхем, — добродушно произносит Марк, успев отделить от сумбурного потока имя Макс — дважды, — и построить свою логическую цепочку, которая, впрочем, совсем не обязательно должна быть верной. — Да, у меня есть немного свободного времени, только если Вы можете мне пообещать, что оно не уйдет впустую, — и до раздражения пресно и однообразно. Марку Джефферсону почему-то кажется, что Уоррен в этой аудитории появился лишь для того, чтобы научиться впечатлять свой объект воздыхания — иначе зачем ему интересоваться тем, что ему, в общем-то, даже не нужно? — Мне нужно помочь Вам убедиться в том, что я крутой фотограф или все не так тривиально?

Марк Джефферсон улыбается еще шире. В любом случае, попытаться смутить этого мальчишку будет так же интересно, как попытаться выдавить из модели всю ее искренность без использования наркотиков.