В Bang Bang людно.
В Bang Bang громко.
В Bang Bang так накурено, что вьющийся тяжёлыми облаками табачный дым становится практически самостоятельным посетителем, медленно, но верно обретая свои личные черты и разум.
В Bang Bang дым от десятков сигарет смешивается с тем, что производят дымогенераторы под ноги музыкантам и завсегдатаям.
Bang Bang залит красным светом. Слепящим, раздражающим и тягучим, как венозная кровь.
Кит не знает, почему, но Bang Bang всегда красный изнутри, всегда душный, словно в нём и вовсе нет воздуха, словно был он заполнен под самый потолок именно ей, кровью каждого из тех, кто рискует переступить порог, а, может, и всего вшивого Твин Пикса.
Он ненавидит Bang Bang точно так же, как и весь этот чёртов город - сильно, искренне, от всей пропахшей насквозь дымом и пропитанной бензином души. Но так распорядилась вселенная, и он заперт в этом захолустье, пусть и со всеми доступными преференциями. Его фамилия Хорн. А это автоматически означает, что он практически местный божок.
Маленькая "б" и уменьшительно-ласкательный суффикс сопровождаются так же кривыми недовольными отцовскими взглядами каждый раз, когда блудный сыночек возвращается в the Great Northern и попадется папашке на глаза. Не так Бенджамин Хорн представлял себе наследника местечковой империи, надежду рода и все прочие бредовые регалии, которые только можно себе вообразить. Но вышло уж то, что вышло, Бенни, прости. С умницы-дочки Одри вряд ли тоже выйдет толк - слишком правильная, слишком умница, слишком скромница, слишком потуплен взгляд, а в присутствии старшего брата она боится и слово лишнее сказать. Зря, впрочем, Кит хоть и носит кожу, цепи да шипы, но всё же не полный отморозок. К тому же она всё же его сестра.
Маленькая "б" и уменьшительно-ласкательный суффикс. Но он тем не менее божок, а значит, ему при желании и достаточном финансировании открыты все двери, в том числе и особый вход в Bang Bang Bar.
Кажется, сегодня он перебрал и уже никуда не поедет своим ходом. Особым шиком будет ввалиться в основой зал и спровоцировать какого-нибудь неотёсанного идиота. Чтобы поднялась шумиха, чтобы вызвали легавых. И тогда он с ветерком поедет вторым пилотом под боком у шерифа, долбанного Гарри С. Трумана. Иногда Киту мерещится, будто Твин Пикс это чья-то изощрённая карикатура на всю их необъятную страну.
Музыка ухает вокруг, отдаётся в лёгких и вибрирующей диафрагме, дым щиплет глаза, а от красного цвета ведёт голову едва ли не сильнее, чем от смеси алкоголя и порошка. Обычно они не балуются, но сегодня пришла свежая партия, и Жак по доброте душевной, в которую не поверил ни один из присутствующих, отсыпал всем по порции за счёт великого себя. Кит очень сомневался, что Хорну-старшему пришлось бы такое по нраву, но Чез упёр ему в грудь ладонь и не позволил прямо на месте влезть в драку с этим мерзким жирным боровом. Жак - их организатор. Жак - хост. Жак держит в порядке и тайне всю эту проклятую шарагу, весь этот тошнотворный дым, опостылевший чрезмерно насыщенный красный, провонявшее человеческими пороками дерево и хриплый от пятой только за этот вечер сигареты голос Эстер Бэнкс.
Стерва опять здесь.
Стерва на сцене.
Стерва с закрытыми глазами, словно загипнотизированная, кривляется в такт музыки и поёт.
Кит поворачивает голову в сторону - Чез лежит спиной на столе, скинув с него стаканы и пару бутылок. Чез тоже никуда сегодня не поедет и уже его не повезёт. Нос у Чеза всё ещё в порошке, губы приоткрыты в идиотской улыбке, на лице синтетическая эйфория. У Чеза, мать его, грозящий порвать джинсы стояк, но Киту ровным счётом наплевать, потому что Стерва тянет заунывную мелодию про чёртового соловья, как будто она не Эстер, мать её Бэнкс, а хренова святая.
Хорну кажется, что Эстер раздражает его буквально на клеточном уровне. Как она улыбается, как смеётся ему в лицо - он всё ещё помнит тот позорный (для него? для неё? для них обоих?) раз, когда они столкнулись с ней в один из таких же отвязных вечеров возле мужского туалета. Как она схватила его, слегка дезориентированного от переизбытка крови в пиве, за бандану и затащила обратно в кабинку. Как через пятнадцать самых мучительных в его жизни минут они оттуда вывалились. Как тряслись его руки от желания задушить чёртовую суку прямо там, как горели щёки. "Со всеми бывает", - сказала Стерва и поплыла обратно в зал своей обычной танцующей походкой. Как будто ей было всё равно. Как будто абы с кем.
Он три дня потом пытался отмыться от её запаха, от фантомного ощущения пальцев на коже. Он выбросил ту долбанную бандану и обходил эту помешанную стороной. А теперь она стоит на сцене погрузившегося в алкогольно-кокаиновую нирвану Bang Bang и поёт про то, как её сердце летит соловьём через тёмные леса под сальный взгляд жирдяя Рено.
Хорна тошнит, и он встаёт, чтобы хотя бы попытаться из этого гадюшника выйти на то, что в любом другом месте света именовали бы свежим воздухом, и, возможно, поблевать. Но он не успевает даже толком встать, как кто-то ни с того ни с сего обрушивает ему сзади на голову полупустую бутылку пива. Лёжа на полу, Кит ещё с две с половиной секунды слышит голос Стервы, чей-то гадкий смех и чувствует, как глаза ему заливает дешёвым пивом. А потом отрубается.
Это было, кажется, четыре дня назад - он потерял счёт то ли из-за удара по голове, то ли в результате общего потрясения, в одночасье накрывшего Твин Пикс словно куполом.. Когда Кит очнулся дома в постели, Бэнкс уже была объявлена в розыск.
Хорн-младший не убивался, не переживал и никому не сочувствовал.
Хорн-младший не участвовал в поисках.
Ещё только услышав новость впервые, он как-то сразу для себя осознал одну простую истину, которую Твин Пикс с удивительным упорством скрывал ото всех. Стерва мертва.
Допросы с пристрастием коснулись его исключительно в контексте принадлежности к банде байкеров. Чуть только нарушается общественный порядок - чихнул кто из них не туда - сразу начинаются придирки. Но в этот раз никакого противостояния. Полная кооперация, любые ответы на любые вопросы - копов в кои-то веки даже не интересуют маленькие пакетики с сомнительными веществами в карманах "свидетелей", перебитые номера и весь обычный репертуар. Им интересна только она, она, она. Чёртова Эстер.
Первый день он ещё напрягался. Ему казалось, что все подробности их общения, все тонкости их знакомства большими светящимися буквами написанными прямо у него на лице. Казалось, что их видит и без труда читает каждый, включая отца и проклятущего шерифа Трумана. Он не имел ни малейшего отношения к её исчезновению - хоть и ни секунды не горевал - но вместе с тем понимал, что видел её в тот вечер. Видел и слышал. А что было потом до самого полудня следующего дня, он не знал.
Как выяснилось, не знал и Честер. Он так и провалялся в баре до самого утра в собственной моче и блевотине - как умудрился не захлебнуться, одному Богу ведомо. Впрочем.. учитывая происходящее вокруг, Кит очень сильно сомневался в том, что Бог вообще знал о существовании Твин Пикса. Возможно, это место было слишком мелким на карте. Слишком затерялось в этих непроглядно густых опостылевших лесах.
В Bang Bang почти пусто.
В Bang Bang громко.
В Bang Bang до дрожи стёкол выкручена громкость, и играет минусовка Depeche Mode.
В Bang Bang сегодня нет красного - это основной зал и там подсветка более человечного белого цвета. Но зато точно так же разрезая мгновение на составляющие и вызывая позывы к эпилептическим припадкам даже у людей не склонных к эпилепсии, сверкает стробоскоп.
Жак плюнул на всё это дерьмо и просто стоит за барной стойкой, отрешённо протирая очередной не нуждающийся в этом стакан. За окном привычным рядком стоят железные кони почти всех завсегдатаев. Они не в той комнате, потому что там королевой бала всегда была она, чёртова Стерва. Теперь её нет. А снаружи король всегда был другой. Снаружи на сцене, окутанный густым искусственным дымом из генераторов, залитый светом и мелко нашинкованный стробоскопами стоит, путаясь в звучании Депешей Кит.
Он никогда раньше не пел трезвым. Никогда не делал этого прилюдно, полноценно и в микрофон. Чез пытается содрать его со сцены, но тот сопротивляется, стоит там точно так же, как и Стерва четыре, нет, пять? Сколько? дней назад, закрыв глаза и почти зажмурившись. Он едва касается указательным пальцем сначала губ, мол, заткнись, идиотище, а потом лба.
Он не понимает, что происходит.
С ним, с этим проклятым городом, с этим баром, с людьми вокруг, с этим лесом и долбанными пихтами. Ему кажется, что неправильно всё - это освещение, эта мелодия, тот факт, что он вообще не понимает, почему и для кого её поёт. Неправильный Чез неправильно дёргает его за рукав неправильной косухи, неправильный Рено закатывает глаза и неправильно отворачивается к стенке. А снаружи неправильные люди, изображающие из себя взрослых неправильно ищут давно умершую и уже которые сутки гниющую где-то в земле (?) девушку. В Твин Пиксе неправильно ровным счётом всё - и воздух, и река, и еда, даже кокс, скорее всего, и тот неправильный. Иначе какого чёрта это всё произошло.
Честер выдирает шнур микрофона, и голос Кита захлёбывается. Аппаратура искрит, и бар заполняется густым удушающим дымом от прогоревшей проводки и сбившихся с настроек дымогенераторов. Ему на голову сверху сыплется целый фонтан искр, пара ламп стробоскопов просто взрывается, дополняя спецэффекты душем из мелкого стекла.
Пожарная сигнализация врубается ещё через секунду - с диким, оглушающим звоном и чуть заторможенным вступлением спринклеров. Но Чез каким-то поразительным образом умудряется вытащить их на улицу до того, как Кит успевает хотя бы немного промокнуть. Он только всклокочен и немного перемазан сажей - интересно, они устроили полноценный пожар или добились только сопутствующего ущерба? Интересно, насколько взбешён жирный боров Жак. Интересно... впрочем, нет. Эффект, что это событие произведёт на Бенни, ему уже давно не интересен.
Кит пытается отряхнуться. Пытается отряхнуться от всего этого дерьма, что накапливалось буквально в воздухе все эти дни, а потом неизбежно оседало в лёгких, на волосы и впитывалось в кожу. Пытается, но безуспешно. Это только становится похоже на компульсивную жажду очиститься от того, чего на самом деле физически даже нет.
Честер смотрит на него, как на умалишённого, а потом получает тычок в грудь, после которого Кит срывается с места, прыгает на свой мотоцикл, даже не надев шлем и даёт по газам.
Через час он уже почему-то на пустыре, в том месте, где когда-то был парк трейлеров с идиотским рыбным названием - его память сохранила только ассоциативную связь. Тишина успокаивает, позволяет мечущимся по черепной коробке мыслям и по грудной клетке чувствам улечься хотя бы в относительное подобие порядка. Он не грустит по Эстер. Не скучает. Он не боится: её исчезновение - смерть - лишь вопрос времени и конкретных подробностей, но вовсе не сюрприз. Он просто видит в этом какое-то извращённое предупреждение, какой-то знак. Только не знает, кому именно тот подан. Знает только, что не клому-то из них.
Но даже здесь, даже на пустыре, который за версту обходят все сознательные и адекватные жители Твин Пикса (хотя, в их адекватности он уже давным-давно не уверен), его уединение разрывается на тысячу кусочков звуком шаркания кед. Хорн тяжело вздыхает и оборачивается. Уж если и существовал примерный список тех, с кем здесь можно было хотя бы теоретически пересечься, этот туда точно не входил.
- Я не понял, - Кит отбрасывает в сторону недокуренную сигарету, опускает ногу с подножки мотоцикла, встаёт и выпрямляется. - Ты что, дохляк, только что назвал меня трусом?[nick]Keith Horne[/nick][status]fuck u too[/status][icon]http://sa.uploads.ru/4jea6.png[/icon][sign] [/sign][sleep]мажор в отрыве - от отца, от мира, от понимания себя. простестующий, недовольный, потерянный. Астматик и Эстер - как два полюса, а он потерялся где-то посередине.[/sleep][tea]<a href="http://ссылка_на анкету" title="Кит Хорн, 17"><b>Кит Хорн</b></a>[/tea][fandom]twin peaks[/fandom]
Отредактировано Albert Rosenfield (2017-11-27 00:01:22)
<АКТИВ>
<ЭПИЗОД>
x 70
x 16940
