Трудно сказать, чего я ожидал после всего произошедшего. Мне казалось, что я прошел все семь кругов ада - пешком, держа в рюкзаке за своей спиной камни - грехи моего отца и несправедливое к нам обоим отношение. И ладно, если бы я сейчас мог сказать, что теперь-то все хорошо, что теперь-то все будет только нам и только для нас - но Бетти была права, что-то назревало в нашем городе, настолько медленно и постепенно, что никто не замечал этого до последнего Зато теперь это чувствуют все, и это настолько похоже на затишье перед бурей - выйди на улицу, и на тебя навалится то самое тяжелое и тягучее, как, не вспоминать бы, кленовый сироп, в бочках из-под которого Клиффорд Блоссом держал наркотики. Все люди чувствовали это, и тем отчаяннее пытались схватиться покрепче за ту жизнь, которая уже была разрушена, за имитацию того, что уже никогда не вернуть.
Куперы изо всех сил строили из себя счастливую семью, даже Полли, которой, казалось бы, должно было хотеться только сбежать из этого города навсегда - только все же успешнее, чем в прошлый раз. Единственными, кто не поддавался этой игре, были мы. Вероника, которая не собиралась мириться с манипуляциями своего отца и уподобляться Гермионе Лодж во лжи и лояльности. Бетти, которая отказывалась верить в то, что разрушенные, раздробленные в пыль семейные отношения могли так быстро склеиться. Арчи, который спас Шерил. Шерил, которая раскаивается за поступки своего отца точно так же, как раскаиваюсь за них я. И я.
Отец до сих пор в тюрьме. Соучастие в преступлении и сокрытие убийства - не такие уж простые вещи, чтобы отпустить его, конечно, они совсем не учитывают его слова о том, что Клиффорд угрожал ему. Он собирался убить меня - конечно, для него, такого замечательного отца, убившего собственного сына, ничего не стоило бы убить сына чужого, и проблема Эф Пи в том, что он любит меня, действительно, несмотря на всю свою откровенную херовость, несмотря на то, что он худший отец из возможных, он всегда меня любил и никогда не желал мне зла. Конечно, он согласился, конечно, он взял всю вину на себя. Старик перепугался за своего сына - разве за это должны сажать?
Может быть и должны. Может быть, он сразу должен был рассказать все полиции - но как, если он один из Змеев, а Змеев по традиции обходят стороной и не верят ни единому их слову? Я задумчиво смотрю на куртку в моих руках. Вот он, момент истины. Кем я стану? Какую сторону приму? Есть ли у меня вообще выбор? Я знал, что мне не место среди этих идеальных и холеных лиц - в конечном итоге меня вытурили из моего же района, потому что никто не хотел видеть сына убийцы - или подсобника, для них все одно. Об Эф Пи предпочитали не говорить после того, как публично заявляли о его виновности. Никто даже не извинился. Кроме Шерил... Похоже, она теперь тоже станет аутсайдером. Бедняжка-близняшка известного на весь город Джейсона Блоссома, убитого недоброжелателем, трансформировалась в "одну из них", в ребенка клоаки, в которую превратился дом Блоссомов. Известнейшая, богатейшая семья в городе, которая отличалась неуемным пафосом и стилем, как оказалось, всегда грешила братоубийством. Брат убил брата, отец убил сына - какая, в сущности, разница, если все это происходит в одной семье.
Семьи.
Все семьи в этом городе были сумасшедшими, все, без исключения. Эндрюсы выделялись из этой толпы умалишенных - выделялись бы, если бы я не знал, какие шашни Арчи крутил с мисс Гранди, нашей учительницей музыки. Хоть кто-то есть в этом городе безгрешный? Хоть кто-то? Или он прогнил насквозь, без права на возрождение?
У меня точно нет такого права. Я с малолетства знал, какая участь меня ждет, и зря бегал от своего предназначения. Хотя предназначением это тяжело назвать, в любом случае... у меня нет выхода. И выбора никакого не было. Змеи - это лучшее, что может предложить мне жизнь, это компания моего отца, и, поскольку он отказался давать полиции имена, они смогут присмотреть за мной. Это лучше патронажной семьи и всего, что мне придумала мэр - это то, что я заслужил. По праву рождения, черт возьми. Куртка оказывается мне немного большевата - но не по моим меркам же ее шили, да и так, как мне кажется, лучше. Потому что сидит она идеально, и чувствую я себя в ней просто отлично. Дыхание перехватывает от одного только осознания - я что, теперь один из Змей? Официально? Это действительно со мной происходит, или это какая-то чужая, случайно подсмотренная мной жизнь? Я слышу, как Бетти зовет меня по имени, и мне становится стыдно - всего на секунду, до тех пор, пока я не поворачиваюсь и не вижу ее лицо. Оно кажется мне испуганным и шокированным, она смотрит то на мое лицо, то на куртку, которая уже успела стать моей, и ничего больше не говорит, но я вижу, что она таким положением дел совсем не довольна. Мне хочется много чего сказать в ответ на ее молчание, но я сдерживаюсь. Ухожу обратно в трейлер и напоминаю себе, что еще минут десять назад эта девушка уверенно заявляла мне, что не отступится, пока моего отца не выпустят. Что я сумел сказать ей то, что крутилось в моей голове несколько последних лет.
Я не говорю ей ничего, не делаю никаких громких заявлений или замечаний. Она берет меня за руки, осторожно проводит ладонью по рукаву кожаной куртки и неуверенно говорит, что ей пора домой. Я киваю и думаю даже проводить ее - мне интересно, скажет ли она сама хоть что-то на это - но не успеваю даже предложить, потому что у дверей, прислонившись на стенку трейлера, стоит Сэлем. Сэлем чертов Сэйберхэген, детская сказочка и наглый котяра в лице одного из членов клуба Змей. Лучший из недовыдуманных друзей и та еще задница Сэйберхэген, который утверждал, что ему больше пятисот лет и что он великий волшебник - не так давно вернулся из кошачьего облика обратно в человеческий, и теперь щеголяет братской курткой.
- Прости, я... мне надо поговорить кое с кем, - бросаю я Бетти, смутно осознавая, что сильно обижаю ее этим, и подхожу к бывшему коту. - Отец не говорил мне, что ты тоже с ними.