Небо куксилось дождем, но тот все никак не начинался. Что, наверное, неплохо, вряд ли кто-то из присутствующих захватил зонтик. Мария не захватила. Она вообще не хотела идти сюда, прощаться с Филом, не была к этому готова. Ее раздражал тесный ворот строгого черного платья, бусины жемчуга, тесные туфли, купленные накануне потому, что черных у нее не оказалось, все эти прощальные речи и унылые лица. А в голове постоянно крутилась мысль, что карточки Фил держал в своем шкафчике, и то, что сделал Фьюри, было как-то… неправильно.
Сколько еще таких вещей сделал Ник, Мария не знала, хотя прекрасно понимала его мотивы, не один год проработала с ним бок о бок. И все же, ее все еще коробило решение шефа, как и душа болела при взгляде на урну – Фила кремировали. Эхо в колумбарии было впечатляющим, оно подхватывало слова, тянуло вверх, все говорили о том, каким прекрасным Фил Коулсон был человек, но никто на самом деле не знал его. Мария в том числе.
Вся церемония прошла как в тумане, краем глаза Хилл выцепила Старка, Романову, Бартона, Роджерса. Кажется, был тут и Роудс, что немного странно. А вот Фьюри не было, само собой, занят. Вместо Фьюри тут она, дергает чертову нитку на подоле платья и отчаянно хочет домой.
Если пойдет дождь, ей придется брать такси, а она хотела прогуляться. После всего было нечем дышать, но дышать хотелось, а ее изнутри пожирала мысль о том, что они чуть было не разрушили Нью-Йорк, спасли его, но чувство удовлетворения так и не пришло к Марии. Неужели так и должно быть? Кажется, не совсем. Но как исправить это чувство, Хилл не имела никакого понятия.
Присутствующие расходились. Кто-то шел помянуть Фила в ближайший паб, кто-то возвращался к своим делам, а Мария все еще ждала, когда помещение опустеет. Ей отчаянно хотелось побыть с тем, что когда-то было Филом, ее другом, наедине, хотя бы пять минут. Когда женщина осталась одна, то сделала несколько шагов в сторону красивой плиты с именем почившего, коснулась выбитых букв, медленно проводя по ним. Как ни странно, со временем при такой работе начинаешь верить в свою неуязвимость, этому способствует целостность шкуры, которая сохраняется с годами. И так странно понимать, что некоторые вещи необратимы, например, смерть – несколько дней назад Фил был жив, а сейчас от него осталась лишь горстка пепла в красивой урне.
Жизнь слишком хрупка, с этим следует поосторожнее, но что поделать, когда мир требует кровавых жертв? С миром не поспоришь, только приходится давать ему желаемое.
Пора заканчивать эти философские страдания. Вернуться домой, открыть банку с мороженым, включить какую-нибудь комедию, господи, что еще делают люди в день похорон друзей? Асоциальность Хилл была такой неявной, но она была, Мария знала, что делать в Трискелионе, но понятия не имела, что делать, попадая домой и получая свободное время в пользование. Она резко обернулась на каблуках и удивленно замерла, осознав, что все это время была тут не одна. Ее глаза встретились с глазами Роджерса – разве бывают такие голубые глаза? – Мария недовольно поморщилась. Было неловко от мысли о том, что кто-то увидел ее минуту слабости, это разрушало миф, что у замдиректора железные яйца, поганый характер и она откусывает любовникам головы после секса.
Ну или вообще не ставит мужчин ни во что.
Ничего из этого не было правдой, но в мире, в котором шовинизм все еще не до конца был уничтожен, приходилось носить маску, и Мария выбрала ту, что ей подходила.
- Капитан, - голос звучал сухо, Хилл, стуча каблуками, направилась к выходу. Интересно, это и правда его звание, или так, титул? Мария не очень увлекалась древностями, она знала историю собственной организации, но вот не очень многое женщина читала о том, что там было с Капитаном Америка. Фьюри очень хотел выкопать замороженного мальчика, и выкопал, теперь вот он стоит у выхода, внимательно рассматривая Хилл, от чего той хочется спросить, что с ней не так. – Я думала, вы с остальными отправились помянуть Фила.