Генри открыл глаза. Его обволакивала темнота, такая густая, что невозможно было разглядеть собственные руки. Где-то неподалеку журчала вода, ударялась о камни, разбивалась на множество ручейков  и продолжала свой путь. Темнота пахла сыростью, дерьмом и еще чем-то знакомым. На мгновенье Генри показалось, что он чувствует сладкий запах жимолости. Так пахло во дворе в начале июня. Это было хорошее время, когда учеба заканчивалась и, наконец, начинались летние каникулы.

Он сделал глубокий вдох и едва не задохнулся от боли. Когда Генри падал сюда, то несколько раз ударился головой о стены колодца и, кажется, сломал ребра. Удивительно, что ему удалось остаться в живых.

Вот только, что он здесь забыл? Воспоминания о трех последних часах жизни словно выпали из его памяти. Уплыли вместе с этой вонючей водой в темные глубины канализации.  Он помнил, как покинул свой дом, холодный и неприветливый, как всегда, чтобы встретиться с Виком и Рыгало. Хоксеттер не пришел. После погони за жирдяем на Пустоши он больше не появлялся. Кажется, его объявили в розыск, но Генри не был уверен в том, что он действительно пропал, как остальные дети. Никто не знал, что у Патрика в голове. Бауэрс подобрался достаточно близко, когда узнал о холодильнике, возможно, даже слишком близко.

Генри нащупал в темноте скользкую холодную стену и встал на ноги. Ребра тут же напомнили о себе, но в целом он все еще мог передвигаться. Джинсы насквозь промокли, потяжелели и прилипли к ногам, мешая идти, но Генри все же сделал неуверенный шаг, затем еще один.

Впереди виднелся тусклый белый огонек. Кажется, он уже видел такие. В его голове промелькнула дикая невозможная мысль – это не огонек, а душа мертвого ребенка. Почему-то Генри не сомневался в том, что находится в канализации и, здесь полно мертвецов. Их принесло сюда течение. Ну да, конечно, разве что  Кендускиг впадает в говноводу.

Мысль показалась ему жуткой, но при этом правдоподобной. В темноте не было ничего невозможного. Он усвоил это с детства.

Когда Генри было шесть лет, и он только привыкал к мысли о том, что его мама больше не вернется, он впервые столкнулся с невозможной штукой. Возвращаясь с отцом с выставки автомобилей, он случайно увидел, как мальчика его лет сбил «Пикап». Удар оказался настолько сильным, что он буквально вылетел из кроссовок, библиотечные книги разлетелись в стороны. Генри помнил, как мальчика перекрутило и вывернуло прямо на дороге, словно он был тряпичной куклой без костей. Какая-то женщина, возможно, его мать, закричала. Люди на улице загудели и поспешили к месту происшествия. Из «Пикапа» выбрался мертвенно бледный водитель. Отец схватил Генри за шиворот и отволок к машине. Больше он ничего не видел. Но следующей ночью дверца в его шкафу очень медленно и тихо отворилась. Внутри сидел тот самый мальчик, которого Генри увидел в городе, и улыбался. Одного глаза у него не было, его вышиб «Пикап», второй был закрыт серебряной монетой. Чтобы он не моргал на отпевании – подумал Генри и тут понял, что мальчик мертвый. Живые мальчики не могут ходить с монетами на глазах, после того как их сбил «Пикап».  Это невозможно. На пару секунд Генри сковал страх, а затем он завопил так, что его наверняка услышали на соседней ферме. Мальчик в шкафу больше не появлялся.

В Дерри невозможных вещей не существовало. Город грезил, и его лихорадочные сны становились реальностью.

Генри доковылял до огонька и тут же обнаружил, что впереди сияет еще один – точно такой же, белый и холодный. Между собой огоньки связывала тонкая, едва различимая в темноте нить. Паутина? Он не осмелился прикоснуться к ней и двинулся дальше.

В глубине длинного темного тоннеля раздался плеск воды, словно кто-то шел навстречу по лужам, громко шлепая.

В свете огонька мелькнула долговязая фигура. Бауэрс не смог рассмотреть неизвестного, но двигался он достаточно уверенно. Чуть склонившись, он быстро приближался к Генри. В следующий момент к белому огоньку присоединился еще один. Желтый. Словно кто-то зажег свечу.

Но нет, это была не свеча. Зажигалка.

Кто-то приблизился еще на несколько шагов. Его лицо по-прежнему скрывали тени и грязные темные волосы, свисающие на лоб. Бауэрс уже собирался потянуться за ножом, но его карман оказался пуст. Странно, он был уверен, что достал новый.

Заметив Генри, незнакомец остановился в нескольких шагах от него и чуть выпрямился. Пламя зажигалки дрогнуло и погасло, чтобы спустя мгновение снова вспыхнуть. На этот раз Генри успел рассмотреть Патрика Хокстеттера.

– Генри? Это ты? – приглушенный голос Патрика эхом пролетел по канализации. Вода загудела сильнее, и в этом шуме послышалось хихиканье.

– Какого черта? – Генри уставился на Хокстеттера во все глаза, сердце у него подскочило и рухнуло в пятки. Невозможно. Невозможно. Невозможно.

И все-таки он обрадовался. Потому что блуждать в темноте одному было куда страшнее, чем в компании. Пускай с ним и был давно пропавший Патрик Хокстеттер.

– Я думал, что ты сбежал из города. Или тебя похитили, – он хотел рассмеяться, но у него не получилось. От боли у Генри перехватило дыхание. 

– Как видишь, меня не похитили. – Патрик попытался усмехнуться, но вышло у него это отвратительно. В темноте его губы растянулись, и эта зловещая усмешка напомнила оскал черепа.

Словно догадавшись об этом, Патрик отвернулся, бросая взгляд себе через плечо. Туда, откуда пришел. –  Как ты здесь оказался?

Генри тоже попытался вглядеться в темноту за спиной Хокстеттера, но ничего не увидел.
– Я … – он не помнил. Господи боже, как же он здесь очутился? – Это неважно, долгая история.  Надо выбираться отсюда, я расскажу тебе по пути.
Если вспомню.

На Дерри скоро должна была опуститься ночь. Но ночь в жизни Генри никогда не заканчивалась.

Отредактировано Henry Bowers (2018-05-27 12:01:31)