О том, что произошло, можно было не гадать. Однажды Маку уже довелось быть свидетелем похожей экзекуции. Тогда нож Слепого проделал всё молниеносно, без лишних движений, без ненужной бравады, почти бесшумно. Почти. Предсмертная агония Помпея, его последнее бессловесно-клокочущее, полное запоздалого недоумения и уже бесполезного сожаления послание Македонскому были понятны как никому другому. Движения незнакомца были столь же стремительны и точны, разве что шуму от него было куда больше. Может, он и впрямь дьявол. Мальчику стало не по себе. Он слишком хорошо знал, что от дьявола и его приспешников спасенья нет. За кем ещё, как не за ним, мог явиться сегодня дьявол. У скачущего вокруг своих жертв мальчишки не было ни рогов, ни копыт. Напротив, выглядел он как самый обыкновенный мальчишка. Но ведь и у Мака никогда не было ни ангельских крыльев, ни нимба. Только забрызганный лимонным соком белоснежный хитон и высохший ромашковый венок, — и то, и другое творение рук человеческих. "За грехи свои надо расплачиваться". Обреченно зажмурившись, мальчик стиснул на секунду зубы и, всё ещё чувствуя по рту привкус чужой крови, вдруг облегчённо выдохнул. Сердце его забилось ровнее, пальцы с обкусанными под корень ногтями обрели привычно жалкий вид. Без страха, скорее, с недоверчивой осторожностью Мак высунул нос из своего бункера, чтобы проводить взглядом соскользнувший в туман бритый затылок. Мгла за окном клубилась, обволакивая битые зазубрины окна и приглушая все звуки вокруг, но только не задиристый стук подкованных остроносых сапожек, в которые был обут Дьявол, волей случая ставший его спасителем. Впрочем, Македонский всё происходящее случайностью не считал и к подобной встрече себя готовил давным-давно. Кинжал, всё ещё обагрённый кровью, тускло блеснул перед самым носом бывшего ангела и, будто по велению заезжего волшебника, исчез в рукаве кожаной куртки. Хозяин кинжала и остроносых сапожек тут же поманил его. Звонкий высокий голос прозвенел хлёстко, немного насмешливо и в то же время как-то благосклонно. И всё-таки Мак не спешил покинуть укрытие и, рассматривая острые носы сапог, внимательно прислушивался к тишине коридора. Тишина была абсолютной. Мёртвой. Этого Македонский не мог взять в толк с того самого момента, как столкнулся с служителями культа в Кофейнике. Как они смогли проникнуть в Дом? Почему Слепой их не услышал?
— Они… ошиблись, — всё ещё раздумывая над тем, стоит ли продолжать оттягивать неизбежное, мальчик удивился тому, как спокойно прозвучал его собственный голос, — я — не Ангел.
Всё-таки, решив, что продолжать беседу из под стола, по крайней мере, невежливо, Мак снова опустился на четвереньки и, отскребая коленями с пола двухнедельную грязь, выполз наружу. От стоящего напротив мальчика, немногим выше него ростом, пахнуло дымом и лесом, - цветами, ягодами, ветром, раскачивающим макушки деревьев, рассветами, опаляющими холмы и горы, и ещё чем-то таким, неуловимым, что Македонскому показалось очень и очень знакомо. Обитатели дома пахли совсем иначе. Разве что от Слепого временами пахло чем-то подобным. Македонский инстинктивно втянул в себя воздух, принюхиваясь к пришельцу. Рассмотреть его в темноте не представлялось возможным, но запах и голос чаще всего дают более верное представление о человеке, чем его внешний вид. Это Мак за свою недолгую ещё жизнь тоже очень хорошо усвоил.
Его звали Питер. Он, наконец, представился и так непринужденно, по-детски, предложил свою дружбу, что Мак, неизбалованный такими вещами, попросту опешил, совершенно забывая о предыдущем предложении Питера, которое на фоне последнего выглядело более предсказуемым и даже ожидаемым. Разве мог Дьявол предложить что-то ещё тому, кому прямая дорога в ад? В Ад Македонскому совершенно не хотелось, но отказывать Дьяволу вот так вот с ходу, можно сказать, прямо в лоб, было слишком беспечно. Он ведь ещё не забыл, какое смертоносное оружие прячется у мальчика в рукаве и как охотно тот им при случае пользуется.
— А я… Македонский. Я не могу пойти с тобой сейчас, Питер,— он замолчал, как будто давая Питеру возможность удивиться или поспорить с ним, — меня ждут.
Боязливо прижимаясь к стене, он обогнул распластавшееся по полу бездыханное тело. Крови почти не было, однако Македонский абсолютно точно знал, что мужчина мёртв и ему уже ничем не помочь. При желании он мог бы с точностью до секунды узнать те обстоятельства, которые привели несчастного к такой кончине, но Мак этого не хотел, оттого так старался не задеть покойника. Заторопившись, он влез под кафедру — уйти без того, за чем пришёл сюда, он не может. Неприглядная холщовая сумка, из тёмного, потёртого за долгое время носки сукна, была не тронута, хоть и погребена под кучей мусора, который оставили, уходя, крысы. Перекинув через плечо лямку, мальчик оглянулся на Питера, замечая, как пристально тот наблюдает за каждым его движением. От такого взгляда мурашки побежали по спине. Чувствуя себя добычей, какой еще пару минут назад были двое бритоголовых, Македонский не спеша, выверяя каждый шаг, проделал тот же путь через Кофейник в обратную сторону, жалея только об одном — утерянном где-то фонаре. Уже в дверях он остановился, не оборачиваясь.
— Из меня и дьявол вряд ли получится.
Припустив по коридору, миновав безмолвную третью, где даже дыхание спящих теперь было едва уловимо, Мак добрался до четвёртой, почти пинком отворяя дверь в тёмный коридорчик и вваливаясь в такую же тёмную спальную. Всё тот же туман мягко светил в окно, очерчивая заброшенные стулья и койки. Только на одной из них кротко сопел Курильщик, и, будто ему вторя, фырчал тлеющей фитиль расплывшейся по блюдцу свечи. Осилив ещё пару шагов, Македонский, беззвучно застонал и, уже едва не захлёбываясь от слёз, опустился на колени рядом с кроватью, на которой ещё недавно сидел с друзьями, вслушиваясь в их взволнованные голоса, нежась в их присутствии, впитывая их тепло и заботу.
Отредактировано Makedonskii (2018-07-21 20:30:25)
<АКТИВ>
<ЭПИЗОД>
x 0
x 1102
