Ленивое весеннее утро. Шерлок проснулся три часа назад (не задвинул шторы с вечера), разбуженный ярким солнечным светом. В спальне пахнет пылью (миссис Хадсон порывается убраться уже вторую неделю, что, впрочем, не удается ей, пока он дома), ее частички плавно скользят по пространству комнаты и садятся на поверхности (слой чуть меньше миллиметра на рабочем столе, на одеяле и на полу).
Джон еще не проснулся (в кухне тихо, а Джон привык завтракать спозаранку – голоден он или нет – еще со времен службы). Холмс потянулся (поднял пыль) и чихнул. Вообще, можно было провести весь день в кровати; день обещал быть скучным – лондонцы гурьбой отправились на весеннюю ярмарку в Челси, чтобы закупиться розами всех мастей, поэтому вечером в новостной сводке будут говорить только что о пропавших кошельках и мобильных телефонах посетителей выставки. У карманников праздник! Шерлок поморщился. Кого интересуют щипачи? Даже Грегсон отправляет отряды дежурных констеблей в Чесли только для того, чтобы они присмотрели новые сорта плетистой розы для его тещи (тучная женщина с высоким голосом – столкнулись в Бартсе в прошлом месяце, во время лабораторных испытаний Шерлока над Vespula vulgaris – взвизгнула, когда увидела осу, подготовленную в качестве препарата для микроскопа).
Шерлок нехотя сел на кровати и, опустив босые ступни на пыльный пол, одним движением поднялся, чтобы переместить себя и свое бренное скучающее тело в гостиную (когда Джон проснется, он заметит его и предложит завтрак – поправка, не предложит, а молча принесет).
В гостиной тихо (и менее пыльно – убирается Джон, убирается миссис Хадсон, убираются они вместе, если на календаре воскресенье и Уотсону не нужно идти в клинику). Когда Шерлок ступает, под ногами поскрипывают половицы паркета (рассохлись от времени). В камине лежит горкой зола, источая легкий запах горелой древесины. Сквозь (замызганный от копоти) тюль пробиваются солнечные лучи. Часы (бесшумно перемещая стрелки по циферблату) показывают начало десятого. Джон непривычно долго спит. Почему? Шерлок оглядывается на журнальный столик между кресел (оставил здесь вчера телефон – бесполезные оповещения от системных приложений утомили, ничего интересного), делает несколько шагов, чтобы посмотреть, какой сегодня день недели. Четверг (Джон работает посменно, сегодня не с утра). До воскресенья еще три дня, поэтому у Шерлока есть семьдесят два часа, чтобы найти новый образец для исследований, чтобы избежать представления под названием «Шерлок, тебе стоит хотя бы иногда выполнять домашние обязанности!», которое Джон и миссис Хадсон устраивают во время совместной уборки по выходным.
Холмс шумно опустился в кресло (Джону пора бы узнать, что в гостиной зародилась жизнь (впрочем, он еще наткнется на взращенную на апельсиновых корках голубую плесень около отопительной трубы, но это будет только в воскресенье) и проснуться) и стал просматривать ленту новостей в сети. Ничего. Ничего. Фулхэм выиграл у Лидса 2-0 (Лестрейд будет пить вечером в пабе). И снова ничего.
Тоска! А завтрака все нет.
Шерлок резво поднялся с кресла, чтобы взять с каминной полки скрипку. Кажется, он давно не настраивал ее на нужный лад.
По всему дому разнесся звук ржавой скрипучей двери – Холмс размеренно и бездумно водил смычком по струнам, прислушиваясь (к звукам со второго этажа).

– В пять лет ребенок уже достаточно развит для того, чтобы обслуживать себя на минимальном уровне, – отозвался Шерлок, не сопротивляясь, когда Джон протянул руки за скрипкой, чтобы (бережно) убрать ее на место. На мгновение ему, впрочем, показалось, что он не прочь помузицировать (лишь бы миссис Хадсон не просила его играть этюды из клуба престарелых предпринимательниц-любителей преферанса по средам и пятницам), но желание это отпало, едва из пальцев выскользнул смычок. Холмс уставился на своего соседа так, словно тот был виноват во всех бедах страны: в дипломатическом скандале (Майкрофт правит бал, можно вмешаться, но будет скучно) между Великобританией и Европейским Союзом, в отключении горячего водоснабжения в Сити (строители разрушили трубопровод, неумело выкопав траншею для прокладки кабеля), в том, что лает на (нового) почтальона соседский стаффорд. Джон (утомлен резким пробуждением, выглядит слегка отекшим), позевывая, переместился в кухню, и буравить его (тяжелым) взглядом, сидя на кресле в гостиной, больше не представлялось возможным. Поэтому пришлось перетечь туда вслед за ним.
– Почему ты часто намеренно подчеркиваешь разницу между англичанами и собой? – спросил он, пытаясь найти хлеб посвежее среди горы черствых буханок, некоторые из которых уже приняли синеватый оттенок (плесени). – Если тебе важна твоя национальная принадлежность к Шотландии, Джон, почему ты говоришь по-английски, не пользуешься своим вторым именем, живешь в Лондоне и даже служил Ее Величеству?
Людям (Джону) свойственны какие-то условности. Шерлок искренне не понимал, почему для них (Джона) важна принадлежность к касте (будь то рота на службе, консилиум терапевтов в Бартсе или та же Шотландия) и почему они так ее придерживаются.
Он отыскал самый чистый (но не значит, что мытый) нож, порезал хлеб на ровные тонкие ломти и уже собрался сковырять засахаренный слой с вишневого джема в банке, как из гостиной раздался знакомый (но старый – сменили – Джон) сигнал. Холмс бросил ложку в сторону (прилипла к полу возле табурета) и дернулся в гостиную.
– Лестрейд! – Шерлок поделился своим восторгом вслух раньше, чем осознал, что делает это. – Пишет, что в океанариуме Брайтона два трупа, предполагается убийство, – Холмс разве что на ходу не одевался (где брюки?), пялясь в дисплей телефона. – Брайтон, – наконец объявил он, вернувшись в кухню. – Поедем на поезде, ближайший, – он снова погрузился в телефон, быстро перебирая пальцами по сенсорным клавишам, – отходит с вокзала Виктория через пятьдесят минут.
Наверное, Шерлок был единственным человеком в стране, кто так радовался двойному убийству на курорте.