Вокруг снова темно. Лишь пламя костра освещает столовую, но этого достаточно для того, чтобы рассмотреть весь тот ужас, что царит в помещении. Патрик морщит нос, пытаясь избавить себя от удовольствия ощущать запах гари, дерьма и еды, заготовленной к ужину. Увы, сегодня здесь так никто и не съест это мерзкое варево. Его лишь размазали по стене и коричневые мазки в большей степени напоминают Патрику дерьмо, а не полезную пищу. В некоторых местах бездумные пятна соединяются в буквы. Кто-то написал на стене слово «смерть». Чуть ниже расположилась вторая надпись, более емкая и включающая в себя предупреждение о том, что огонь заберет к Богу всех. Грубые ошибки, которые подмечает даже Хокстеттер, красноречиво дают понять то, что теперь здесь нет никаких правил. К Богу всех.
Но Бога нет. Можно не бояться этого дерьма. Никто и не боится — вокруг действительно одни психи и Патрик не понимает, как вообще в его личном мире существуют такие люди. В его блядской реальности. Впрочем, устройство мира давно попало под череду различных вопросов, но думать об этом сейчас ему некогда. Пациенты, которым в руки внезапно попала неописуемая удача — свобода, — казалось, даже не осознавали, что за дверьми этого места — все. Они крушат больницу и не стремятся покидать ее стены. Словно не знают, что там что-то существует. Словно они это забыли.
Патрик не забыл. Ему не особо интересно что именно произошло в Джунипер-Хилл этим вечером, но он знает, что больше не придется прятать таблетки от санитаров, смотреть глупые передачи по телевизору в общей комнате и делать вид, что тебе не плевать. Неужели! Ему-то уж здесь точно не место. И он хочет свалить как можно скорее, но неожиданно замедляет шаг и подходит к костру ближе. Он останавливается, ощущая жар на себе более заметно. Он проводит ладонью по воздуху, словно желая коснуться одного из многочисленных языков пламени, но практически ничего не чувствует, хотя кожа тут же краснеет от легкого ожога.
Хокстеттер зачарованно смотрит на пламя и не обращает внимания на остальных пациентов, прыгающих вокруг огня, словно язычники вокруг своего ритуального костра. Поэтому он не выделяет из общей толпы еще одного худощавого парня. Тот подходит почти вплотную к Патрик и к костру, бьет ногой по ножке стула, торчащей из горящей кучи мусора. Кусок обгоревшего дерева отваливается от общей конструкции с легкостью, но это не до конца удовлетворяет ожидания психопата. Он издает разочарованный звук и бьет пяткой по головешке снова, заставляя искры взметнуться горячим облачком в воздух.
Те попадают на пижамные штаны Хокстеттера, прожигая в ткани крохотные дыры. Попадают на кожу, заставляя вздрогнуть и зашипеть, стряхивая искры с ног. Однако, Патрик не успевает даже отреагировать на подобное, как парень зачерпывает искры полной ладонью и бросает их в сторону Генри, хохоча при этом так, словно видит что-то неимоверно смешное.
Он не перестает смеяться и тогда, когда падает в костер. Специально подгибает ноги и кренится телом к языкам пламени, которые тут же охватывают его волосы и одежду. На секунду Хокстеттеру кажется, что дикий смех переходит в душераздирающий крик, но нет. Кричит кто-то другой. А этот парень корчится на полу, заставляя обугленные головешки откатиться от костра.
Рядом с ним Генри быстро отступает назад. Он хмурится и сжимает зубы от боли, но даже не смотрит на обожженную руку. Пора спешить.
Когда Бауэрс кладет ладонь на плечо Патрика, он видит красные пятна на предплечье — поцелуи пламени.
— Хватит пялиться. Идем. Или хочешь прыгнуть за ним в костер?
Хокстеттер вздрагивает от прикосновения и вопросительно смотрит на Бауэрса, словно видит его впервые. Он ловит себя на мысли, что огонь действительно влечет его. Не так, как раньше, когда он пугал более младших школьников зажигалкой и распылителем. Гораздо сильнее. И это ощущение его в какой-то степени напрягает. Не хватало еще поддаться влиянию общего сумасшествия. Хокстеттер кивает Генри и порывисто направляется в сторону дальней двери, ведущей в коридор. Патрик жмется к стене, стремясь отойти от костра как можно дальше. Фантазия то и дело навязывает ему картину того, как кто-то толкает его к огню. И он падает, подобно этому Мистеру Шашлыку. И горит.
Патрик выходит в коридор и борется с желанием закрыть за собой дверь. Более прохладный воздух действует отрезвляюще. На стенах все еще отражается танцующее пламя костра, а в воздухе витает запах горелого мяса, но атмосфера коридора значительно отличается от той, что царила в столовой. Здесь более спокойно и тихо. Никто не кричит и не смеется в полную силу. Тихий смех и стоны практически сливаются в один монотонный звук.
— Где здесь уже выход?! — в голосе Хокстеттера сквозит злость. И он не понимает, что именно вызвало подобный всплеск ярости. Он злится на персонал больницы, на чертовых психов, на Генри, да и на себя тоже. Злится на Дерри и, почему-то, на неудачников, которые остались в родном городишке. Злится на семью. И все это сворачивается в один большой пугающий клубок. Патрик повышает голос, словно желая криком привлечь внимание Генри к себе. Или же отрезвить собственное сознание. Но вместо это привлекает «колясочника».
Инвалидная коляска стоит в центре коридора. Она медленно поворачивается лицом к Патрику и Генри, демонстрируя своего владельца. В ней сидит пожилой мужчина, слишком худой и хилый, чтобы передвигаться своими силами. Из одежды на нем только засаленный халат, который ранее, вероятно, был сиреневого цвета. Халат распахнут и к полному неудовольствию Хокстеттера, открывает взгляд на дряблое тело, покрытое язвами. Впрочем, не все части тела старика выглядят такими уж слабыми. Правой рукой он то и дело водит по своему младшему другу, имитируя фрикции. Его телу уже давно плевать на жалкие попытки подрочить, но старик явно не намерен сдаваться. Он сально улыбается, смотря на Патрика и Генри, и напевает себе под нос слишком веселую тошнотворную песню. И даже если спустя время Хокстеттер забудет слова, то мотив останется в памяти на долгие годы.
— Представляете, я трахнул ее ножом! — внезапно вставляет он посреди задорного куплета и тут же заливается хохотом. Вероятно, фраза кажется ему настолько смешной, что он повторяет ее еще и еще, пока не начинает смеяться. В этот же момент он поднимает выше левую руку и Патрик замечает лезвие скальпеля. Не ножа, идиот. Артритные пальцы неловко сжимают скальпель, испачканный чьей-то кровью, но не все же не удерживают его и тот со звоном падает на пол, вымощенный плиткой. Старик будто не замечает его. Он продолжает улыбаться и начинает дрочить себе еще более яростно, словно намерен стереть кожу с ладони и причинного места этой ночью.
Патрик обходит колясочника так, словно тот может прыгнуть на него в любой момент. Хокстеттер напряжен так, как никогда ранее. И он смотрит на старика пристально, не моргая. Еще немного и глаза заболят от напряжения. Однако, все меняется в один миг.
Вдали, прямо по коридору, загорается зеленая надпись. «Выход». Чертов выход!
Хокстеттер ускоряет шаг, забыв и про старика, и про скальпель, и про костер. Он практически падает, спотыкаясь о труп молодой медсестры. Она лежит в центре коридора и ее ноги широко разведены, а взгляд уставлен в пустоту. Видимо, старик не был таким уж голословным. Но Патрику плевать. Он видит выход.
Двери в больнице похожи одна на другую, но почему-то Хокстеттер уверен в том, что следующая выведет их во двор. И он уже кладет ладонь на дверную ручку, когда за спиной раздается знакомый голос. Бенни.
— Сегодня это место сгорит. И вы сгорите тоже, — Патрик оборачивается на голос. Губы Болье растягиваются в улыбке, — Огонь очищает. Вы верите в это? Я верю. Мы все будем чистыми. Мы все отправимся к Богу.
Патрик тянет Генри за руку. В сторону выхода. Он хочет уйти и он уйдет, даже если придется зубами вырвать клок мяса из шеи этого пироманьяка. Даже если придется засунуть ему огнетушитель в задницу.
— Пошли, — громким шепотом обращается он к Бауэрсу.
Генри вырывает руку из его хватки и толкает дверь. Каждый вечер ее надежно запирают, но Бауэрс не сомневается в том, что она открыта. О них с Патриком позаботились.
Он делает первый нерешительный шаг. Под ногами хрустит разбитое стекло.
Когда Бауэрс вдыхает прохладный воздух во и поднимает глаза на небо, луна на нем улыбается.
Патрик выходит следом за ним. Он выходил на прогулки и на отработки вместе с пациентами и персоналом клиники, но чувствует, что совсем забыл о том, какого это — быть здесь. Быть на свободе. Бенни не идет за ними, словно призрак, запертый в своем доме. Он даже не подходит к дверям, лишь кричит о том, что огонь очистит всех грешников.
Вопреки ожиданиям Хокстеттера, во дворе находится несколько пациентов, но они тут же, словно по незримому приказу, направляются к двери. Тяжелая створка не успевает захлопнуться за спинами Генри и Патрика, как незнакомцы вереницей входят обратно, что-то бурча себе под нос.
Хокстеттер не обращает на них уже никакого внимания. Ему плевать на лопнувшее стекло в окне, ведущее в столовую. Пламя уже давно разрослось и перекинулось на стены от костра. Перекинулось на людей, оставшихся внутри. Совсем скоро оно выйдет за пределы столовой и охватит Джунипер-Хилл целиком. И даже дождь, о приближении которого свидетельствует громкий раскат грома, не потушит этого пламени.
Патрик следует за Генри практически шаг в шаг. Они быстро и решительно идут к воротам. Патрику на деле вообще плевать, куда идти. Ему вполне достаточно того, что он снова свободен и снова отдан сам себе.
На удивление большие резные ворота, как и двери, оказываются открытыми. Со скрипом они выпускают двух беглых пациентов за пределы территории психиатрической больницы.
— Я был бы не против отметить нашу свободу. Можно делать все, что угодно, — Патрик догоняет Бауэрса и теперь уже идет с ним рядом. Очередной раскат грома заглушает ответ Генри, но Патрику, в общем-то, плевать на фразу. Он усмехается, бросая на приятеля взгляд, и снова обращает все свое внимание к тому, что ждет их дальше. Они сворачивают с дороги к лесу, оставляя за спинами пожар, крики и безумный смех.
happy end, bitch
Отредактировано Patrick Hockstetter (2018-04-23 00:41:05)
<АКТИВ>
<ЭПИЗОД>
x 0
x 510
