В Братстве все было по-другому. Не то, чтобы хуже или лучше, чем в Людях Икс, просто по-другому. Если в Школе царила своя, легкая и непринужденная атмосфера, там был Скотт с шутками про жопу и Джин с извечным фейспалмом с нас обоих, и еще Курт, которому до сих пор приходилось немного трудно в новой для него стране, и еще много кого - и мы все были вместе. Мы были единой, сплоченной командой, с невероятной поддержкой Чарльза и Хэнка, ощущали себя практически как единый организм, здесь все было по-другому. Здесь даже со стороны чувствовалось, что каждый сам за себя - не то, чтобы они не были сплочены вокруг моего отца, но это было скорее из необходимости, чем из искреннего желания. Потому что Люди Икс держались вместе благодаря дружбе и прочим (на этом моменте я пристально смотрю на Джин) отношениям, мы были одной большой семьей, которая за каждого ее члена просто разорвет. Мы были угрожающей силой, на самом деле, несмотря на молодость большинства из нас, но при этом...
При этом эта сила просто пылилась в коридорах и тренировочных комнатах, ожидая своего часа. Правительство зажало нас в тиски, да, я понимал, что Чарльз пытается сохранить Школу как безопасное место, потому что один лишний шаг - и кому-то из властей обязательно придет в голову мысль, что о боже, целая школа мутантов это же так опасно, от них и так непонятно чего ожидать, а вдруг они хотят совершить переворот, вдруг им покажется веселым убить всех людей?
Это было глупо, но именно таким было положение дел на данный момент. Какая-то совершенно фантасмагоричная глупость, идиотизм высшей степени, кому могут помешать дети, особенно те, кто еще не слишком умеет пользоваться своими способностями? Школа давала им возможность освоить свои силы и жить в мире с ними, а вся остальная Америка могла обеспечить разве что годы в лаборатории и десятки лет необходимости психотерапии после. Последнее, правда, только в том случае, если тебе получится выжить.
А это было сложно.
Сколько тайных и не очень лабораторий было по стране? Сколькими способами они ловили мутантов - сколько из них не сделали вообще ничего для того, чтобы быть арестованными? Эти суды - один смех, попытка показать общественности, что мутанты те еще уроды и сволочи, а между тем мутанты жили вокруг них, были их друзьями, родственниками. Насколько это тяжело - скрывать то, кем ты являешься, от самых близких? Потому что ты никогда не узнаешь, кто именно сможет тебя выдать, и кто этого действительно хочет.
Общественность, конечно, велась - идиоты, которые слышат только десятую часть правды и так же искренне, с присущей всем людям горячностью, отстаивают свою точку зрения, которая заключается в том, что всех мутантов надо или посадить под замок, или убить, или вживить чип, не дающий пользоваться способностями, но лучше все-таки убить. Я понятия не имел, когда именно мир вокруг меня превратился в это, потому что...
Потому что было же время, когда все было не так. Было время, когда все было спокойно и хорошо - хотя сейчас я понимаю, что дело, наверное, было в моем отношении. Мне никогда не приходилось скрываться - меня даже при необходимости не смогли бы догнать, а у них никогда не было достаточно доказательств, чтобы иметь основания меня арестовывать. Разве может в мире существовать человек, который бегает быстрее света?
Мне везло. Тот год, что я провел в команде Людей Икс, повлиял на меня слишком сильно. Поначалу мы действительно делали то, что необходимо - спасали мутантов, защищали их от нападок, или людей от них, привозили детей в Школу. Потом все стало меняться, и менялось до тех пор, пока нас буквально не захватили в тиски. Не заставили двигаться по определенным схемам, такому себе лабиринту, за пределы которого не выбраться, если не хочешь выкинуть жизни десятков детей на операционные столы.
В общем, тяжелые перспективы. Поэтому я и ушел в Братство.
Не то, чтобы мне это решение легко далось - мне было страшно переходить в стан "врага", страшно было оставлять своих друзей, свою команду, страшно было смотреть в глаза Скотту, который - r u seriously, man - и невыносимо, безумно страшно перед своим будущим. Но у меня не было выхода, я просто не тот человек, который может сидеть и выжидать, зная, что где-то там без вины мучаются мутанты, я понимал причины таких действий, но это не значило, что я мог с ними смириться.
Я ведь видел, что там делают со всеми ними - и сколько из них было прооперировано Хэнком, и сколько осталось инвалидами потому что им уже никак нельзя было помочь? Мне нельзя было туда лезть, но то ведь я, главный помощник Маккоя, в любую дырку без масла влезу, и там и тут помогу, и насмотрюсь таких ужасов, которые мне потом в самых страшных снах будут сниться.
Но даже это не было главной причиной.
Где-то там до сих пор была моя сестра. Моя маленькая и глупая Лорна, господи, я ведь даже не знал, что она мутант, пока ее не забрали. Год. Целый год о ней не было никаких новостей, я даже не знал, жива ли она еще - и все наши вылазки были обречены на провал потому что я просто не знал, где искать. Я обязан был ее найти, это была моя обязанность как старшего брата - я должен был знать, что с ней произошло, и грудь жгло необходимостью отомстить за нее. Всем тем, кто позволил забрать ее, всем тем, кто узнал ее секрет раньше, чем я.
Может быть, именно поэтому я стараюсь вообще не пропускать вылазок Братства, все еще отчаянно и глупо надеясь, что вот сейчас, сейчас я наконец-то ее увижу, сейчас мы снова встретимся и как будто не было этого [больше чем] года, и я сумею ее спасти - сумею сделать так, чтобы она оказалась в порядке.

Но это задание, как и все остальные, не приносит хороших новостей. Точнее, с точки зрения Братства и в какой-то степени меня в отдельности все хорошо - все спасены, никого из мутантов больше не ждет издевательство, непонятно по какой причиной названное судом, а потом бесконечные операции, которые только калечат, попытки разобраться в днк, вычленить икс-ген и прочее-прочее. С этой стороны все было хорошо. Но Лорны не было - и я ощущаю ставшую привычной печаль и страх, что когда я ее найду, будет уже слишком поздно.
И, казалось бы, наше дело здесь сделано, остается только вернуться обратно да проследить, что ни за кем нет хвоста - но Эрик вдруг замирает, и я, заподозрив в этом неладное, останавливаюсь в полуметре от него - затем, чтобы через секунду буквально повиснуть на его руке.
- Что ты делаешь? - кричу я, пытаясь остановить начало разрушительных действий. - Там же люди!
Потому что это не очередная лаборатория, это всего лишь место предварительного заключения, помимо вытащенных (мной) нами мутантов там находится еще целая туча людей, людей ни в чем не повинных, охранников, да даже адвокатов, тех, кто вызвался помочь заключенным. Их нельзя было убивать, это было просто бесчеловечно, они не были ни в чем виноваты - и мы не должны были стать теми, кем нас считали. Потому что весь мир начинал верить в то, что мутанты зло - не надо было давать им право действительно так думать и подкреплять свои мысли фактами.

Нет.
И угораздило же меня связаться с человеком, чьи способности кроют мои, причем настолько, что у меня нет вообще никакого выхода. Попробуй я хоть дернуться - все станет еще хуже, вылезти из этой импровизированной петли не выйдет никак, горло сжимает чертова металлическая цепочка, которая до этого момента у меня тихо-мирно на джинсах. Кто знал, что она может стать таким действенным оружием против своего хозяина?
Я.
По крайней мере, я должен был знать, я же не тупой - Эрик Леншерр, лидер Братства Мутантов, в котором я состою, а еще по совместительству мой отец, управляет чертовым металлом, а я этого чертового металла ношу на себе столько, что он без проблем может утопить меня в океане. Хожу по лезвию ножа, ругаю себя каждый раз как идиот, потому что - серьезно, какого черта, нельзя давать другому человеку такую власть над собой, особенно когда у этого человека проблемы с гневом.
Ладно, причина такой безалаберности была. Я доверял ему. Совершенно по-идиотски доверял и ни на секунду не верил, что он действительно может причинить мне вред - хотя мы не то, чтобы были прямо особо близки, просто мое знание о нашем родстве и это безумное желание постоянно быть рядом перехлестывали все факты - Эрику было на меня глубоко начхать. Ну может быть, не совсем, но вряд ли его отношение ко мне отличалось от отношения к кому угодно из Братства. Признавать такое было несколько обидно - конечно, я хотел как-то выделиться, конечно, я хотел, чтобы по мне перестали скользить незаинтересованным взглядом, включая меня в общий кластер отряда.
Ну да, я хотел выделиться, но не таким же образом!
Я хватаюсь пальцами одной руки - другой так же благополучно цепляясь за его кисть - за цепочку в попытке освободиться, но она падает мне на грудь сама, словно бы одумавшись: еще чего, собственного хозяина убивать, нашли дурочку, тоже мне. Я смотрю на Эрика шокировано, хрипло прокашливаюсь и провожу пальцами по горящей коже - наверняка след останется. Охренеть. Просто охренеть, я и подумать не мог, что...
Хотя этого следовало ожидать. Действительно следовало, я же знал, куда отправляюсь, покидая уютный особняк Чарльза Ксавье, с его напутствиями вроде "ты ему нужен", я и понятия не имел, что все обернется так. Конечно, Профессор говорил это в контексте того, что я его сын, и что я должен буду ему когда-нибудь об этом рассказать, перестать мучить мыслью о том, что он потерял все и всех - но мне было трудно это сделать.
Еще труднее будет, наверное, после сегодняшнего дня.
- Ты может и не собираешься, но не факт, что кого-то твоя деятельность не зацепит! - уже договаривая, я понимаю, что он именно на это и рассчитывает, и мне становится тошно. - Ты понимаешь, что действуешь точно так же, как они, просто бьешь всех без разбору, так нельзя!
Я резко одернул руку, в какой-то момент понимая, что все еще держу его. Меня колотило дрожью после этой демонстрации силы, но останавливаться - нет, это для слабаков. Подумаешь, задушит или раздавит или убьет или еще что-нибудь - у меня тут справедливость горит! Я просто не мог дать ему сделать это. Не когда все было хорошо, и нам ничто не угрожало. Большинство этих людей просто выполняли свою работу, значительная часть даже пыталась помочь мутантам - не то, чтобы я хорошо знал внутреннее устройство судебной системы, но Хэнк знал, и он говорил, что есть много неравнодушных, которые пытаются хоть как-то бороться за справедливость, за каждого случайно осужденного мутанта. Убивать тех, кто помогает нам? Нет, я так не думаю.
Слова о шпионе бьют больно, но я не даю себе хоть как-то показать это - оглядываюсь на здание, которое уже было частично разрушено, на выбегающих людей, и выдыхаю с облегчением - иногда нескольких секунд хватает даже для обычных людей. Постоянное кровопролитие вообще ни к чему не приводит, кроме большей агрессии, большего количества конфликтов - как он этого не понимает? Как вообще можно не понимать такого?
- Я переживаю, потому что это ни в чем не повинные люди, - отчеканиваю я, остановившись прямо перед ним и заглядывая глаза - к черту, хоть режь, я свое выскажу. - Люди, которые просто делали свою работу - люди, которые пытались помочь мутантам, какая, к черту, разница, были они мне знакомы или нет? Почему я должен беспокоиться только о тех, кого знаю?
Эта теория вообще никакой критики не выдерживала. Я обернулся - мне нужно было проверить, не остался ли кто-то, если я этого не сделаю, я себе не прощу.
- Хорошо. Обсудим позже. Дай мне пару секунд.
"Или не давай," - проносится у меня в голове уже когда я ускоряюсь. Пары секунд мне вполне хватает для того, чтобы обежать несколько этажей, прихватывая по пути оставшихся людей - и поодиночке вытаскивая их из уже начавшего разрушаться здания. Если бы их было больше, времени бы наверняка не хватило, но наша перепалка дала большинству возможность сбежать, за это, конечно, тоже нужно было быть благодарным мне. Никто не умер - по крайней мере, никто из тех, кто не стоял прямо на пути Братства, и это тоже можно было считать успехом. И только вернувшись на изначальную точку, я понял, что даром это не пройдет.
Фактически, я оспорил приказ лидера.
Эти слова звучат по-дурацки, на слух не ложатся, но все это именно так и было. Братство, живущее по законам военного времени, наверняка мне этого не простит - и все равно я не чувствовал за собой вины. Я сделал все правильно, я не дал Эрику убить невинных людей - мне не за что было себя корить. Пускай рушит что хочет, теперь никто не пострадает.

С момента нашего возвращения на остров прошло несколько часов. Несколько томительных, ужасающих, обжигающе медленных часов - у меня мозг плавился от ожидания. В панике я принялся было помогать всем, кому моя помощь хоть сколько-нибудь была нужна, чем вызвал на себя кучу подозрительных взглядов и несколько неудобных вопросов. Да, альтруизмом я не особенно отличался - не то, чтобы меня не волновало положение мутантов прямо здесь и сейчас, просто всегда находились дела поважнее, да и вообще, кто я такой, чтобы мешать им делать... что бы они там ни делали. У меня было своих проблем по горло.
Я мог бы свалить в Нью-Йорк к Джессике или еще куда-нибудь - когда ты бегаешь выше скорости света, обогнуть земной шар для тебя не проблема. Кругосветные путешествия из необходимости или любопытства стали неотъемлемой частью моей жизни и почти каждого дня. Вот только этот день в длинный список не входил - я не собирался покидать Дженошу. По крайней мере, не в ближайшее время.
Я не знал, почему он молчит. Лучше бы наорал, честное слово, или еще что-нибудь сделал. Покрасневшая полоска кожи на шее все еще виднелась, я нелепо закрыл ее серебристым шарфом и криво улыбался в ответ на попытки узнать, что это за аксессуар такой и какого черта. По счастью, таких попыток было немного. С моей ускоренной регенерацией след от цепочки должен был сойти довольно быстро, но то ли Эрик перестарался, то ли еще что - она все никак не хотела бледнеть. Это меня бесило.
Меня бесила собственная слабость, меня бесило ожидание, вообще много чего бесило - в итоге я просто отправился в свою комнату, не забыв на прощание хлопнуть дверью настолько быстро, что края рамы раскрошились. Я не мог жить в ожидании - меня это убивало, практически буквально. Мне было интересно, почему он не закончил все прямо на месте - не там, конечно, но сразу по возвращению или около того, и я не знал точно, что меня ждет - точно что-то не очень приятное, учитывая, что я натворил. Тем не менее, своей вины я по-прежнему не чувствовал и готов был упрямо стоять на своем - если ни у кого из Братства нет яиц или чувства справедливости, чтобы указать своему лидеру, что иногда он перегибает палку - что ж, я готов взять на себя эту ответственность. И пускай он мне хоть шею свернет.
По крайней мере, он готов был меня придушить. Этот момент все никак не шел у меня из головы. И хотя было очевидно, что он просто не был готов увидеть на этом месте именно меня, такая близость к смерти от рук собственного отца что-то внутри крошила и не давала восстановиться. Ну... да, это было страшно. Но не страшнее, чем когда серый древний смурф мне пару конечностей переломал? Нет ведь? И дело, конечно, совсем не в потерянном доверии - я с самого начала не должен был ему доверять, у меня не было ровно никакого повода это делать, кроме собственного - самоубийственного, как я уже понял - идиотизма.
К тому моменту, как он вошел в комнату, я вовсю рубился в нинтендо - валяясь на кровати как был, в одежде, в куртке, с шарфом этим дурацким, просто решил немного отвлечься и перестать обращать на себя внимание всех заинтересованных. Я не хотел уходить с острова до тех пор, пока все не разрешится, а мотаться по нему просто так мне не нравилось. В итоге я просто остался в комнате и занялся единственным, что еще приносило радость - игрушками. И поеданием леденцов, конечно.
Я поднял глаза на отца, убрал приставку в сторону и вздохнул. Вот оно. С одной стороны - наконец-то, а с другой - господи, в какой-то момент мне кажется, что сейчас меня просто убивать будут. Или выгонять. Потому что таким, как я, нет места в Братстве, потому что оспаривать решения лидера и уж тем более идти ему наперекор вообще нельзя и всякое такое прочее. Ах да, еще потому что я шпион Чарльза Ксавье. Или около того.
Да, может быть я не был похож на подавляющее большинство мутантов в Братстве. Да, может быть я слишком сильно пекся о людях и жертвах вообще, не разделяя их на мутантов и немутантов, но в тот момент, когда я перестану об этом задумываться, я перестану быть самим собой.
Терять себя не хотелось. Даже ради Эрика. Я все еще считал свою личность важнее его желаний - при том, что я бы без раздумий отдал за него жизнь, конечно.
- Я спас людей, которых ты чуть не убил. Невинных людей. Можешь не благодарить, - я поднялся с кровати и подошел к окну; вряд ли его глаз успел заметить мое движение. - Я могу извиниться, но вины за это чувствовать не буду - мне кажется, ты это знаешь.
В какой-то момент до меня снова дошло, что я не избавился от всей этой груды металла, которую таскал на себе, и из горла вырвался судорожный выдох. Я попытался замаскировать это кашлем и медленно повернулся к Эрику лицом.
- Нет, я не шпион Профессора - и на самом деле, довольно обидно, что ты так думаешь! Я просто... - тут я осекся, не зная точно, что стоит говорить, а что нет. Когда я пришел в Братство, никто у меня особо не спрашивал о мотивах и прочей херне, хочешь - флаг тебе в руки, даже обряд посвящения проводить не будем. Так что причины моего перехода из, казалось бы, хороших Людей Икс в, казалось бы, плохое Братство Мутантов, осталось со мной. - Я здесь из-за тебя.

Ну конечно он не собирался меня благодарить. За что благодарить-то, спрашивается - за то, что я испортил его планы и не дал убить кучу народу? Ладно, может быть не кучу, но совершенно определенно людей, ни в чем не повинных. И мне, если честно, было насрать, какую цель он при этом преследовал - он подверг опасности людей, которые вообще не имели ко всему этому никакого отношения, даже наоборот, были на нашей стороне и пытались помочь всем, кому могли. Они были на нашей стороне - несмотря на то, что обо всем этом мог думать Эрик. Потому что на стороне справедливости и логики были не только мутанты, не могли быть только мутанты. У них ведь были еще друзья и семьи, а еще были люди, которые просто понимали, что с законами в Америке происходит какая-то дрянь, с которой срочно нужно что-то делать. Лишать таких людей доверия и убивать их значило доказывать всему миру, что мутанты действительно опасны, и что все действия, направленные на их отлов и предупреждение, верны.
Он ведь не этого хотел добиться. Не этого, но при том не додумался, что его действия могут быть расценены именно так - да господи, они всегда так расценивались! Эрик был слишком повернутым на войне, для него это был единственный возможный выход, и он все возможности сворачивал именно в ту сторону. В сторону открытого конфликта между людьми и мутантами, которого не хотело абсолютное большинство. И не из страха перед мутантами, а просто потому что одни люди не должны воевать против других. Я вообще не любил войны, а это должно было стать бессмысленной бойней, если бы когда-нибудь произошло.
Я знаю, что он говорит это чтобы меня задеть, и по идее этого знания должно хватить, чтобы не обижаться, но меня все равно больно колет это "ты слишком молод для Братства" - потому что, постойте-ка, сколько мне лет? И дело ведь даже не в возрасте, а в том, что он считает меня еще не доросшим для больших дел, а мои убеждения - незрелыми. Это было обидно даже после попытки уверить себя в том, что мне его одобрение не нужно - и никогда не было нужно. В конце концов, я всегда делал то, что хотел сам, и поступал только в соответствии со своими принципами. Чье угодно одобрение не добавляло к моим решениям ни знак плюс, ни знак минус.
Мне стоило бы признать, что когда дело касалось Эрика, обычная последовательность действий нарушалась неизбежно.
Особенно, когда он находился рядом - вот как сейчас. Я пожалел о том, что сказал, в следующую же секунду, но шанса отступить уже не было, разве что сбежать - причем, желательно, так далеко, как вообще возможно, и никогда больше не возвращаться, потому что такого позора я просто не вытяну.
Я все еще не знаю, что сказать, когда он надвигается, и неожиданно ясно чувствую, насколько много сейчас на мне металла - сколькими способами он может убить или обездвижить меня. Мне никогда не приходило в голову, насколько мой отец на самом деле опасен даже для меня самого, но теперь эти мысли не отпускают даже на долю секунды. Мне нужно выдохнуть. Мне нужно понять, как выпутаться из этой ситуации, мне просто нужно больше времени.
И Эрик словно прислушивается к моей невысказанной мольбе - дает мне невыносимо долгую передышку, целых пятнадцать минут. Я устало опускаюсь на пол, едва за ним закрывается дверь, и отчаянно забираюсь пальцами в собственные волосы. Момент истины, да? Время, когда я должен буду рассказать ему обо всем? Я и не думал, что это может произойти в таких обстоятельствах - да и в любом случае, это не отменяет того, что я наделал, ни в его глазах, ни в моих собственных. Но один страх перекрывается другим, и метаясь между ними я чувствую себя лучше, чем если бы тонул сейчас только в одном.
Спустя пятнадцать минут я стучусь в его дверь отрывистой барабанной дробью. Я стараюсь хотя бы выглядеть максимально спокойным, но нервы натянуты настолько сильно, что кажется еще немного - и они просто не выдержат, я взорвусь, снова осяду на пол, но больше никогда не смогу подняться на ноги. Я не знаю, что ждет меня за этой дверью и понятия не имею, останусь ли я вообще в рядах Братства после сегодняшнего фейла - будет ли мне место рядом с Эриком или еще что-то.
Джин, может, и могла предсказывать будущее, но я - нет.

Время растягивается, сворачивается в гигантскую ленту Мёбиуса, и мне кажется, что оно существует только для того, чтобы поиздеваться надо мной - тянется как жвачка, медленно и противно, туда-обратно, как резина, и мысли, которые, казалось бы, должны во всем этом метаться как сумасшедшие, словно бы заодно со временем, растягиваются настолько, что додумывая одну мысль, ты даже не помнишь, с чего она начиналась. Ожидание кажется бесконечным, скучным и гнетущим одновременно, я даже подумываю сбежать, прежде чем дверь, наконец, открывается.
Меня удивляет, что он делает это руками - открывает дверь, закрывает ее, едва я захожу, зачем-то на ключ. Я останавливаюсь посреди комнаты, почти физически ощущая, сколько здесь металла - Эрик, наверное, чувствует себя здесь максимально комфортно - и мне так страшно, как не было даже когда мы с Мистик отправились уговаривать его не шатать Землю. Вообще все, что касалось отца, так или иначе вызывало страх - не то, чтобы хорошая характеристика как родителя. Не то, чтобы он вообще знал о наших родственных связях, но все же. Случайные стечения обстоятельств, дебильнейшие, я не должен его бояться, он ведь...
Ну да. Чуть не придушил меня моей же цепочкой днем ранее. Пытался убить кучу народу тогда - и действительно убивал раньше. И будет делать так и в дальнейшем, потому что кто, если не он, и никаких других выходов как будто бы не существует.
Его рука на моем плече вообще никак не успокаивает - я только закрываю глаза и медленно вдыхаю, пытаясь успокоиться, не то ноги сейчас в вольный пляс пойдут. Меня все еще трясет, но каким-то загадочным, мне самому неведомым образом я умудряюсь скрыть это от Эрика и благодарю за это всех существующих богов, потому что такие случайные стечения обстоятельств меня вполне устраивают.
Да, конечно, не то, чтобы он мог просто закрыть глаза на произошедшее - я это понимал. Лидер, как-никак, все дела, а еще у нас тут, кажется, война, правда, войной этот конфликт считает только одна сторона, но этого вполне достаточно. Я знаю, что в теории все должны беспрекословно подчиняться и так далее - но вся эта петрушка просто не про меня, я даже в составе Людей Икс не особенно кому-то подчинялся. Хотя там, скорее всего, все дело было в том, что я был согласен с каждым шагом - по крайней мере, там не убивали невинных людей. Здесь же это, похоже, было главным развлечением.
Но если он не собирается менять мою позицию, какой смысл в этом всем? Что он собирается делать со мной в таком случае? Все это выглядит странным, мне кажется, что здесь дело нечисто, но я не могу понять подвоха. Он говорит, что гордится твердостью моих принципов, и это неожиданно колет куда сильнее, чем должно было - и в следующий момент все встает на свои места.
В следующий момент мой мир рушится прямо на глазах. Одним до боли, до панического, почти священного ужаса, металлическим щелчком Эрик Леншерр ломает мир вокруг меня и собственный образ в моих глазах. Потому что если существуют вещи, которые я не готов простить ему никогда - это одна из них.
Я знаю эти ошейники. Я видел их бесчисленное количество раз, в лабораториях и тюрьмах, они не давали мутантам использовать свои способности, на каждую попытку били неплохим разрядом тока. Случалось, что люди теряли сознание после нескольких попыток. О смертях я не слышал ни разу, но, наверное, достаточно немного перенапрячься, чтобы получить такой результат.
Это страшно. Это невыносимо, безумно страшно, и в первый момент меня захлестывает паника - плещется в глазах, в ушах, я не слышу ничего, и в голове только набатом три слова - не смогу бегать.
Не смогу бегать - значит не смогу жить, не смогу бегать - значит существовать не смогу. Это было не просто способностью, не просто частью меня, это было моей сутью, моим всем, и без способности я не представлял из себя ничего просто потому что не мог существовать без нее. Я использовал ее всегда - целиком или частично, пролистывая книги, обрабатывая информацию, бегая. Подсматривая, защищая, исследуя - слишком многие из секунд моей жизни были прожиты почти часами. И дело было даже не в том, насколько полезной или бесполезной была эта способность - она была мной. А я был ей, и отделить нас друг от друга невозможно.
Вот почему это было больно. Вот почему, медленно поднимая руки, чтобы ощупать онемевшими пальцами ошейник, и одергивая себя, так и не добравшись до него, я чувствую, что умираю. Мозг замедляется, мир вокруг становится чуть быстрее - я не понимаю, что происходит, мне трудно осознавать себя в пространстве, я пошатываюсь, но остаюсь на ногах - на внезапно ослабевших и гудящих ногах. Вокруг происходит столько событий, а я не слышу ничего. Не чувствую и не понимаю ничего.
Медленно облизываю губы, пытаясь понять, чего от меня хочет Эрик и почему он на меня так смотрит. Медленно открываю рот, с трудом дыша, и не знаю, что ему сказать. Я думаю о том, насколько позорно будет возвращаться к себе через коридоры, полные других мутантов с этой штуковиной на шее, насколько это будет неудобно и как страшно будет идти, зная, что я не смогу ускориться в любой момент - вообще никак. Это не похоже на то, как я мучился, когда сломал ногу - тогда я был самим собой, просто изнывал от тоски, а здесь просто что-то оборвалось. Это как неожиданно потерять зрение - оборвался контакт с самым важным органом чувств, и теперь я чувствовал себя дезориентированным, напуганным. Каким угодно и кем угодно, только не тем, кем я был всегда. Двадцать лет назад, четыре минуты назад.
Я стискиваю зубы, пытаясь удержать стоявшие в глазах слезы, и отрицательно мотаю головой - но при этом стою на месте, потому что выходить слишком страшно. Страшно и больно - и осознавать, что он, скорее всего, не понимает, что наделал. Да, убийства это ужасно, но он уничтожил и растоптал все мои возможные оправдания для него - все то, что я сам бережно складировал на протяжении десяти с лишним лет, все то, что я хранил и чем успокаивал себя.
Я не чувствовал себя в безопасности. Слово "безопасность" сигануло с борта даже раньше, чем слово "доверие" - вот теперь я чувствовал агрессивный и страшный мир в полной мере, и я не понимал, как остальные так жили, и мне было ужасно их жаль. Но я не был уверен, что сам заслужил такое - и черт возьми, если мне нужно проходить через такие кошмары, чтобы быть рядом с отцом - к черту его. К черту его и Братство, и мутантов, и все остальное - я всегда могу вернуться к матери в подвал. Что угодно, лишь бы перестать чувствовать себя таким... пустым. И напуганным.
- Сними это, - наконец, хрипло говорю я. - Сними и я просто уйду - это будет милосерднее. Выйду из Братства, перестану мозолить тебе глаза.

Разве не этого он добивался все это время? Разве не он сам немногим раньше говорил, что не потерпит такого отношения к приказам командира, разве не мне в лицо он сказал, что искренне сомневается в том, что я вообще подхожу на роль одного из членов его обожаемого Братства, потому как не то тупой, не то еще маленький? И теперь он мне заявляет, что я не могу так просто встать и уйти?
Мне бы найти способ сковырнуть эту дрянь со своей шеи, и тогда меня никто никогда не найдет. К черту многолетние поиски отца, к черту все эти мечты, что может быть когда-нибудь я найду его, может быть когда-нибудь мы найдем общий язык, может быть когда-нибудь мой отец перестанет быть таким невыносимым мудаком и хотя бы раз прислушается к тому, что говорит ему Вселенная. Может быть когда-нибудь он перестанет быть настолько упертым эгоистом и хотя бы раз попытается понять, каково другим людям от его действий.
О да, он хотел лучшего - лучшего мира, лучшего плана, лучших возможностей. Но в погоне за лучшим он ронял и растаптывал все то хорошее, что у него было - и в эту секунду я невероятно этому радовался. Пожалуйста, быть несчастным, Эрик Леншерр, потому что уж кто-то, а ты действительно это заслужил, потому что прямо сейчас я ненавижу тебя сильнее всего и сними ты, наконец, уже с меня эту чертову дрянь!
Мысли путаются, скачут стремглав, обгоняя друг друга, я за ними не успеваю, чувствую еще больше усилившуюся растерянность, смотрю на Эрика в упор почти ненавидяще (почти - потому что он все еще может одуматься и исправить все, что только что испортил своими собственными руками). А потом до меня доходит, что он, кажется, просто не понимает. Потому что - да, мои способности в какой-то мере превосходят способности многих, потому что это не просто бег. Он наверняка думает, что все дело в этом, в том, чтобы быстро двигаться.
Ты. Не. Прав, - медленно проговариваю я, пытаясь дышать размеренно, все еще пытаюсь привыкнуть к своему новому - и совершенно отвратительному - состоянию. - Я знаю, что ты думаешь. Ты думаешь, что это так просто, вот я бегаю и быстро двигаюсь, и дело только в этом. Так?
Мне трудно дышать, я не успеваю за собственными мыслями, сбиваюсь и бегаю глазами по комнате, пытаясь успокоиться. Мне нужно донести до него эту мысль, нужно заставить понять, потому что иначе он... нет, дело даже не просто в этом. Если он не собирается выпускать меня из Братства (да, конечно, как будто мне нужно будет хоть чье-то разрешение, если я действительно этого захочу), ему необходимо знать о моих способностях. Иначе он опять накосячит, а страдать в очередной раз буду я.
- Я не знаю, было ли вообще время, когда у меня не было способностей. Мама говорит, что совсем в младенчестве я, может быть, был как обычные дети, но проблема с моими способностями в том, что никогда не поймешь, использую я их или нет. Это не только бег. Я могу прочитать небольшую библиотеку за пару минут, с большой придется управиться минут за десять. Скорость моей мысли настолько высока, что ни один телепат не может пробраться в мою голову. Мое сердце бьется настолько часто, что мне никогда не бывает холодно - то же и с метаболизмом, поэтому я так много ем, чтобы восполнять запасы энергии. И мне не стоит беспокоиться о том, насколько я уязвим сейчас - я уже чувствую себя так, как будто умираю.
Я схватил его руку раньше, чем успел это понять - осознание этого больно кольнуло - и приложил его ладонь к своей груди.
- Вот, - я нахмурился, поудобнее устраивая руку, чтобы он мог почувствовать. - Вот так бьется мое сердце сейчас. Это очень медленно, ты не представляешь, насколько. Мне трудно даже просто говорить сейчас - я все время теряю мысль. Даже стоять немного трудно, потому что организм привык к другим нагрузкам.
Вот так, приехали. Говорю о себе в характеристиках, как о машине - какой пробег, сколько цилиндров, сколько лошадиных сил. Хотя измерять свою скорость в лошадиных силах, наверное, самоубийственно - и лошадей столько в мире не найдется.
Если он даже после этого решит, что такая кара вполне удовлетворительная для того, что я натворил - ну тут я даже не знаю. Нет, я действительно не знаю, что буду делать в таком случае, хочется быть пафосным и решительным и сказать, что я действительно уйду и никогда больше не вернусь, но даже после такого мне трудно оставить Эрика.
В детстве, еще до того, когда мама рассказала о том, кто мой отец, я думал, что он такой же как я. Что он единственный, кто смог бы меня понять - понять, что я из себя представляю и в каком мире живу. Я всегда был один, и не потому что мне было сложно общаться с людьми - им было сложно понять меня. Мне нравилось думать, что хотя бы один человек в мире, пускай он и далеко, может меня понять.
У настоящего отца проблем с пониманием других людей было больше, чем, собственно, у остальных людей. Побыв с ним рядом, я начал здорово сомневаться в том, что даже если бы я сказал правду, наши отношения вряд ли стали бы лучше - просто таким вот он был. И если быть совсем честным, не ему со мной говорить о том, что нельзя быть непокорным - на себя бы посмотрел.
Мне вообще с родителями повезло: оба сильные, волевые, всегда прут, как бараны, куда им надо, невзирая на трудности и других людей. Я, можно сказать, урвал лучшее от качеств обоих. А теперь вот, поглядите-ка, столкнулся.