Just close your eyes
The sun is going down

Ей хотелось верить, правда хотелось. Если бы мир не состоял из полутонов и недосказанности; если бы слово Магнуса Бейна имело вес в той степени, в какой это необходимо для признания Клариссы; она бы верила, что все будет именно так, как говорил Джонатан.
Перейти на другую сторону, казалось бы, что может быть проще? Это почти так же, как дорогу перебежать, да только на той стороне ее ожидает неизвестность, и куда больше опасностей, чем здесь. Обрести брата – разве это не то, о чем она мечтала? Но цена оказалась слишком высокой, и дело было не столько в ее безопасности, сколько в вероятности того, что она снова может его потерять, но на этот раз окончательно.

Охотница охает, и словно в замедленной съемке наблюдает за тем, как откидывается ее голова, волосы взметнутся, и она глаза прикроет, вся сожмется будто бы; а в голове мысли в беспорядке мечутся, друг на друга наскакивают, и ей сложно убедить саму себя в разумности решения, в разумности его слов, да только все равно поверить желает.
Но сознание предательски картины подбрасывает, шепчет о том, что ждет ее по ту сторону; не дает ни на миг забыть о возможной вероятности, о том, что убьют ее, да возможно не сама нечисть, но он сам однажды устанет, ошибку свою осознает. Кларисса понимала, что как бы не старался Джонатан сам себя убедить, но нечисть не смирится. Возможно, что со временем, но когда оно наступит, это время? Год пройдет, или два, а может и целые десятилетия, прежде чем ее перестанут воспринимать как ту предательницу из Круга, что в числе первых на охоту шла, яростно улыбаясь да клинком взмахивая, очередную голову от тела отделяя. Джонатан же вырос среди нечисти, от него подвоха ждали, но смирились, за своего приняли, - возможно, до сих пор находились те, кто ему не доверял, - да и он не шел против своих же, не причинял вреда тем, с кем живет.

Но она…
Она пыталась, но не могла поверить в то, что даже Магнус примет ее, согласится разрешить все проблемы, которые она создаст своим появлением.
Массовые волнения, недовольства, требования ее головы – все это ожидает Верховного мага в тот момент, когда Кларисса отречётся от Круга. Кто-то начнет говорить, что она шпионка; предательница, которую Валентин нарочно послал в стан к своему врагу. И она спорить не станет, обратное доказать не поспешит, потому что горда, и нет ей дела до нежити, лишь брат один волнует; и что же выйдет из этого?
Она догадывалась, но сейчас молчала, замирая в руках Джонатана; смотрела на него слегка мутным взглядом, в слова вслушивалась.
Охотница брови нахмурит недоуменно, да выдохнет тихо:

- Меч Душ? Но… - «зачем», - мысль так и повиснет в воздухе, в слова не обличенная; а она губки удивленно приоткроет, брови изогнет, да посмотрит в сторону взглядом невидящим.

Все на свои места встает, и эта новость словно ушат ледяной воды с головы до ног окатывает, по затылку стекает, по спине, мурашками кожу покрывая. Валентин говорил, что его цель – Институт, и убийство Магнуса; он отвел ее в сторону, и наказал присмотреть за братом, мотивировал тем, что нечисть ополчится на предателя. И она поверила своему отцу, но даже предположить не смогла, что он способен на обман. Снова.
Она поняла, для чего ее отцу Меч Душ; да и он не скрывал никогда, что мечтает о нем, что с его помощью можно разом избавиться от всех, в ком течет кровь демона, вот только активировать его мог лишь тот, в ком чистая ангельская кровь текла. И теперь Кларисса осознала это; как осознала однажды, что солнце всегда встает на востоке; что лишь она одна способна на подобное, лишь в ней течет чистая ангельская кровь; и все разом на свои места встало, и эксперименты Валентина смысл обрели. Это никогда не было забавой, и он не скрывал от нее тот факт, что она особенная; отсюда и воспитал в ней такую ненависть к нечисти, чтобы в один прекрасный момент ее рука не дрогнула от сомнений, что могли бы душу раздирать на части.
Если бы она не встретила Джонатана, - в такой удачный момент ее жизни, - то так оно и было бы, и меч активировался бы в тот момент, как попал бы к ней в руки. Она бы смеялась над тем, как умирает один за другим каждый представитель нечисти; как корчатся они в предсмертных муках, и испытывала бы в тот момент лишь чувство глубокого удовлетворения.

Но сейчас…

Она лишь позволяет ему прижать ее к себе; семена сомнения в душе посеять словами жестокими, но Кларисса сама из жестокости состоит, и лишь внимает каждому звуку, что с губ брата срывается, да ближе льнет, моментом наслаждаясь.
Дурманом сознание обволакивает, а у Клариссы дыхание сбивчивое, прерывистое. Она руками его к себе прижимает, жар его тела ощутить стремится, да пальчиками под одежду пробирается, кожи на животе касается, да до спины добирается, обнимает, словно ладошки греет.
Его поцелуи с ума ее сводят, она едва не задыхается, но отстраняться не желает, льнет еще ближе, ощущает всем своим телом; и жар по коже растекается, тугим комом внизу живота формируется, а она его за губы едва покусывает, выдыхает тяжело, с дрожью, и глаза жмурит, в себя прийти пытается. Вот только тело не слушается, своей жизнью живет, и Клэри большего хочет; в этом доме остаться, и не возвращаться в реальность жестокую. Лишь с ним остаться, да послать к дьяволу весь остальной мир.

Она теряется в собственных ощущениях, слышит его голос будто бы издалека, про дыхание забывает, да сердцебиение свое звонкое чувствует, оглушенная яростью ударов глупого органа, что кровь качает по всему организму, адреналин вперемешку с возбуждением гонит, да тревоги все на время рассеивает.
Она ноготками его спину царапнет едва ощутимо, наклонится, да в изгиб его шеи лицом уткнется, эмоции восстанавливая, дрожь по всему телу унять пытается, от мурашек предательских избавиться; и нежную кожу целует невесомо, губами к руне прислоняется, выдыхает, улыбается.

- Я с тобой, Джонатан. – Она голову повернет, губами вверх поднимется, за мочку ушка зубками слегка потянет; усмехнется, снова выдохнет, чувствуя, как успокаиваются мысли, сердечко ритм привычный начинает восстанавливать медленно. – Но мне нужно время.

Она выпрямляется, руки из под его одежды достает, понимая, что брат может не одобрить подобной вольности, и лишь касается его груди через ткань, пальчиками узоры невидимые вырисовывает, губу закусывает.
Она в лицо его не смотрит, за руками своими следит, да в мыслях снова путается, пытается связать их воедино, но тонет в массе сомнений, в вопросах теряется, да только в голове все держит, принуждая сознание потерпеть, подождать, когда она одна останется, чтобы спокойно подумать, решить, как быть дальше, что говорить, и как повести себя. 

- Знаешь, мне сейчас будет все сложнее себя контролировать. - Она улыбается, взгляд на Джонатана поднимает, слегка вперед подается, да губ касается в поцелуе невесомом, словно напоминая себе, что это все не в ее голове, а наяву. – Продолжать вид делать, что ты мне безразличен. – Еще один поцелуй, она снова выпрямляется, ладошками его рук касается, расцепляет объятья, да к щекам своим его ладони прикладывает, глаза на миг закрывает, вдох с легкой улыбкой делает; нежится, теплоту рук чувствуя, да уходить совсем не хочет.

Вот только темнота комнату наполняет, солнце практически скрылось уже за горизонтом, и Кларисса с колен брата поднимается, на сердце тяжесть чувствуя. Там, по ту сторону еще не созданного портала, ее ожидает неизвестность. Там Валентин, что цепким взглядом выловит любое изменение в поведении брата и сестры; там ложь кругом, и предательство; и брат ее, что слишком непредсказуем, но сейчас она верит лишь, что произошедшее в этом доме тенью последует за ними, не окажется лишь фантазией ее разума израненного.

- Нам пора. Валентин не узнает о том, что сегодня произошло.

И Кларисса понимает, что задержись они еще немного, и их отсутствие станет заметным, и вопросы последуют ненужные, на которые ответ найти будет сложно правдивый, достоверный. Охотница лишь отвернется, стило доставая, да в портал шагнет первой, в комнате брата оказавшись.
Реальность дерьмовая, уже ставшая такой невыносимой; но Кларисса обернется, брату улыбнется, подмигнет, и в новый портал шагнет, за собой его закрывая. Лишь тогда она выдохнет, беглым взглядом помещение оглядит, убеждаясь, что одна, и никто не дожидается ее в тени.
Моргенштерн душ холодный примет, с неохотой прикосновения брата смывая, да только сияние счастливое из глаз не убрать, оно выдает ее с головой, и Клариссе ничего не останется, как продолжить лжи своей следовать, о мифическом парне рассказывать, да охотнику тому все так же улыбаться.

Она на ужине напротив брата сядет, ногой под столом его ноги едва коснется, да только взгляд на него не переведет, с мнимым интересом отца слушая, и в нужных местах комментарии вставляя.
Она над шуткой охотника фальшиво рассмеется, но взглядом за братом проследит, когда на следующий день его увидит. Ее желание оказаться возле него нестерпимым становится, но Клэри понимает, что не сможет в открытую начать интерес к нему проявлять, ибо слишком много вопросов это вызовет, подозрений ненужных.
Она отчет на собрании слушает, брови хмурит, с деланным интересом головой едва заметно кивает, словно подтверждает слово каждое; а сама изнутри в пламени сгорает, кончиками пальцев едва уловимо его руки касаясь, чувствуя, как горит кожа в тех местах, где с его пальцами соприкасается; дыхание задерживает, чтобы не позволить сердцу ритм ускорить, да выдать ее с головой. Она едва заметно чуть в сторону сместится, пальцы его со своими на мгновение переплетет невесомо, да тут же вперед выступит, сама себя отвлекая вопросом, который докладчику задаст.

Девушка вечерами на подоконнике сидит, колени к подбородку подтянув, все о своем будущем думает, пытается выход найти, или же с мыслью примириться, что нежить теперь ее соратником станет. От этого хотелось волосы на голове выдирать клочьями, или же убить кого-нибудь, но сама она понимала, что теперь все иначе должно быть, и нельзя ей на миссии отправляться, пока не научится безумие свое сдерживать.
Лишь раз Кларисса сорвалась, вызвалась на одну ночь территорию патрулировать; с отцом сама договорилась, сказала, что засиделась в стенах убежища, на воздух душа просится. И вампир сам под руку попался, - о, они часто близко подбирались, надеялись отыскать самого Валентина, - и Кларисса убила его, ярость выплеснула, собиралась уже на части изрубить, но вовремя опомнилась, понимая, что это выдаст ее с головой.
Она огляделась по сторонам, охотника из патруля подзывая, сообщая о том, что вампир первый на нее напал, и у нее выбора не осталось; а после ушла, в комнате заперлась, да несколько часов под душем кровь нечисти с себя смывала, грязной себя чувствовала, совестью изнутри пожираемая, ведь сама себе обещала, что осторожнее станет, ради него себя под контроль возьмет, да слово же собственное нарушила.

Она чуть тише станет наутро, вместо приветствия лишь головой за завтраком кивнет, и не посмеет на брата посмотреть. Валентин ее зайти к нему попросит, она плечами пожмет, вилку в сторону отложит, аппетит теряя, и лишь на выходе задержится, охотником отвлеченная, что на совместную тренировку пригласит; ее руки коснется, с надеждой на то, что она ему взаимностью отвечает, и Кларисса едва сдержит порыв отшатнуться, но лишь улыбнется едва уловимо, да кивнет, соглашаясь.

Никто не говорил, что будет просто, да только она не выдерживает, руну портала рисует, и около полуночи в комнату к брату приходит, желая его объятья настоящие ощутить, да тепло кожи почувствовать.

- Джонатан?

Она губы кусает, нерешительно у основания кровати замирая, и щеки легким румянцем покрываются, она взгляд от его обнаженного торса отвести не может, вдоль рун ведет и шрамов, что уже зажили, но воспоминания о том моменте еще хранили.
Кларисса все так же в шортиках и маечке; наверное, с умыслом одевала, но в итоге себя больше смущая при мысли, что брат может ее за развратную девку принять. И она на кровать опускается рядом, немного нерешительно ноги одеялом накрывает, на бок поворачивается, руку под голову подставляет, да ближе придвигается.
Она одну ногу на него закинет, губами плеча невесомо коснется, да в книгу заглянет.

- Интересно?

Пальчики свободной руки его живота коснутся, она с книги на брата взгляд смещает, да решается тему важную завести, чтобы не подумал он, будто она просто так пришла; не решил, что навязаться захотела, или позабыла о предложении его. С мыслями соберется, вдох сделает, выдохнет, и тихо произнесет:

- Валентин рассказал мне про меч. Не сказал лишь, где он его хранит, но мы это выясним. Он хочет, чтобы я активировала его. Какую-то операцию по этому случаю готовит, да только в детали не посвящает. Говорит, что я все узнаю лишь тогда, когда время подходящее настанет.

Кларисса замолкает, за реакцией брата следя. Они так и не обсуждали более тот факт, что меч у Валентина оказался, и девушка лишь ждать могла, когда же отец сам обо всем расскажет. Но пожалела об этом в тот миг, когда Валентин внезапно прервался, с подозрением на притихшую дочь посмотрев, не находя в ее взгляде восхищения и удивления. Клариссе врать пришлось, что она рассеянна, ибо мыслями вся в романтических грезах, но обещала исправиться, и даже сказала, что полностью поддерживает отца; нечисть давно пора уничтожить.
Но сомневалась, что уходя, оставила отца убежденным в правоте своих слов. Она смогла лишь на миг безумию поддаться, но совесть вновь о брате напомнила, и слова Клариссы может и звучали искренне, но фальшь она почувствовала; надеялась лишь на то, что отец не столь умным окажется, в рассказы о влюбленности поверит, да выдаст местонахождения меча. Либо же ей его кабинет взломать придется.