из-за тебя мне хотелось
стереть себе память, но в памяти были
самые дорогие воспоминания
с тобой.

Ричи неосторожно схватил со стола в собственной спальне бумажный пакет, из-за чего стопки аудиокассет полетели на пол. В любой другой день мальчик бы убил и самого себя, и любого другого за эти «бесценные» записи, но сегодня ему было глубоко наплевать на куски пластика, разлетевшиеся по деревянному полу, покрытому темными пятнами — напоминаниями о том, как он впервые пытался курить несколько лет назад. С тех пор  прошло уже достаточно много времени и Ричи улучшил свой навык в убийстве собственных легких горьким дымом, а потому вслед за пакетом в руки мальчика перекочевала мятая красная пачка «Мальборо», спрятанная в нижнем ящике стола. В такой скрытности необходимости не было — родители не исследовали его вещи, словно Холмс или Пуаро. Но Ричи старался не рисковать по мелочам и не разменивать собственную удачу тогда, когда можно обойтись без этого. Не решившись потратить время на поиск расчески в собственном «творческом беспорядке», Тозиер пригладил вьющиеся темные волосы пальцами. Подумав, засунул в нагрудный карман рубашки свои старые очки; он перестал в них нуждаться пару недель назад, когда радостная новость о том, что коллега отца, окулист мистер Таннер, вполне может позволить Ричи заменить это уродство на едва заметные линзы, влетела в  его комнату. Первое время было чудовищно дискомфортно, но вскоре глаза привыкли и изначальные неудобства были заменены радостью от того что больше не придется таскаться со своими телескопами. Единственная радость за последний месяц, надо сказать. Не считая прошлого дня, разумеется. Окинув взглядом захламленную комнату и попытавшись убедиться в том, что ничто не забыто и он взял с собой все, что планировалось, Ричи покинул собственную обитель, а позже и дом в целом.

В зависимости от того, насколько Тозиер удалялся от Центральной улицы, его ладони начинали потеть, а сердце биться чуточку сильнее, словно его отца снова вызвали в школу или же Генри Бауэрс мчится следом, как в старые и не особо добрые времена. Волнение нарастало с каждым шагом Тозиера; чем ближе тот приближался к дому Уриса, тем сильнее ему хотелось развернуться и пойти обратно. Покурить, успокоиться, подумать. Подумать было о чем, но Ричи просто не мог собрать свои мысли в кучу. Минувшую ночь он провел бодрствуя, ворочаясь на кровати и тем самым сминая простынь в бесформенную кучу. Бессонница дала о себе знать и поэтому Тозиер мог похвастаться кругами под глазами, совершенно не эстетичными. Однако, такое его самочувствие было вполне оправданно — события, произошедшие накануне, вызывали целый спектр различных эмоций. Накануне Эдди Каспбрак нашелся. Казалось, самый тошнотворный и опустошенный месяц в жизни Ричи уже за спиной, но все было не совсем так.

                      Месяц.

Ричи прокручивал это слово в своей голове, мысленно произнося его с разными интонациями, словно в этом звучании пытался найти какое-то объяснение своей растерянности и успокоение. Отрезок времени, именуемый месяцем, был одновременно чертовски долгим для Тозиера, и столь же коротким. Он не считал дни, да и не смог бы заниматься подобной чушью, просто переживал отведенный срок, даже не строя предположения о возможном финале данной истории. Эдди все же нашелся, но все было не так, как можно было себе представить. Ричи словно встретил совершенно чужого человека, максимально далекого и отрешенного от того астматика, которого он знал и по которому скучал. Именно поэтому после месячной разлуки он чертовски нервничал перед встречей, хотя с легким сердцем принял решение прийти сюда. Тозиер остановился перед входной дверью в дом Стэнли. Автомобиля не было возле дома, а это значило, что мистер и миссис Урис еще не вернулись. Та сама причина, по которой Эдди было решено оставить именно на попечение Стэна — практически полная изоляция и большие возможности для сохранения тайны. Ричи был готов забрать Каспбарка с собой, твердо уверенный в том, что уж он-то бы смог защитить друга, если понадобится. Но в глубине души понимал, что такая самоотверженность была напускной. Потому особо и не спорил, только хмурил брови и отводил взгляд в сторону.

Тозиер переступает с ноги на ногу, сжимает потрепанный бумажный пакет в своих руках, заставляя одну из расшатанных дощечек крыльца мерзко поскрипывать, и только потом несколько раз с силой стучит в дверь. Мысленно он решает, что если ему не откроют в течение следующей минуты, он просто уйдет прочь и не будет делать попыток встретиться с Эдди без присутствия остальных лузеров. В следующей момент хочет удариться головой о дверной косяк, дабы выбить подобный бред из головы — с какой стати ему бояться встречи с лучшим другом, мать вашу?! Однако до членовредительства не доходит, потому как дверь открывается.

<...>

Ричи чувствовал себя паршиво ровно до той поры, пока не открыл дверь, ведущую в подвал. Прохладный воздух, вырвавшийся откуда-то снизу, заметно охладил разум мальчика. Он уже не хочет сбежать прочь, но чувствует себя совершенно не комфортно, стоя напротив лестницы, ведущей словно в другое измерение. В какую-то неизвестность; и это учитывая тот факт, что и сам подвал, и человека, который там находится, Тозиер знает вполне себе хорошо. Перебирая пальцами край рукава темной рубашки, он словно собираелся с духом. Будто один шаг к ступеням изменит просто все. Внезапное озарение выбивает из него дух; на шее словно затягивается петля. Он боится не самой встречи с Эдди, а того, что тот его попросту забыл.

— Когда он все вспомнит, то будет премного благодарен нам за то, что мы держим его в холодном подвале! — сарказм смешался с драматизмом в голосе Ричи. Услышав свою собственную насмехающуюся интонацию, мальчик успокоился. Все было в пределах нормы. Он обернулся, надеясь увидеть Уриса и получить какую-то ответную реакцию на свое заявление. Или же незримый толчок к действиям. Одобрение. Да просто что угодно! Однако, никого за спиной не было. Ричи остался один напротив подвала и теперь ему просто надо было спуститься туда. Когда он был тут в прошлый раз — накануне — то при нем не было чувства одиночества и беспомощности. Потому что он был не один, видимо, или еще по какой-то причине. Ричи не был силен в том, чтобы объяснять самому себе собственные ощущения. Он просто жил. Однако, сегодня он прекрасно понимал, что подавлен. Ричи не привык к одиночеству, а за последний месяц упился им сполна. Сейчас же оно ощущалось еще сильнее, потому что... «Я иду к своему другу. Но для него я просто какой-то идиот с нелепыми словами и воспоминаниями», — сумев сформулировать то, что его пугало больше всего, Тозиер почувствовал облегчение. Ричи закрыл глаза, досчитал до десяти и громко выдохнул. Он успокоился, разложил свои эмоции по полочкам. И когда это случилось, он шагнул вперед.

Первые шаги дались Ричи с трудом, словно его мышцы просто атрофировались и не желали слушаться. Однако уже на второй сверху ступени Тозиер почувствовал тот самый внутренний толчок. Перескакивая через несколько ступеней, он спустился вниз, грохоча тяжелыми кроссовками и явно привлекая к себе внимание мальчика, что уже находился внизу. Ричи остановился, как только преодолел последнюю ступень и впился в знакомый силуэт тяжелым взглядом. Пожалуй, он впервые выглядел настолько серьезным и сосредоточенным. Эдди Каспбрак находился от него на расстоянии вытянутой руки и эту встречу себе Ричи представлял несколько раз за долгий месяц, что не видел друга. Он не успел проанализировать события и отреагировать на них должным образом, когда мальчик нашелся, но теперь испытывал одновременно и радость, и волнение.

«Хей, Эдс. Ты выдал классный прикол с этим исчезновением, здорово нас напугал. Я скучал по тебе, приятель».

Ричи нервно перебирает пальцами свободной руки в кармане, разрывая сигаретную пачку на клочки и растирая саму сигарету в табачные крошки. Слова комом стоят в горле и он просто не знает, как завести простой разговор. Словесный понос, сопровождающий его на протяжении всей жизни, сейчас просто бросил своего хозяина на произвол судьбы. Ричи облизнул губы и, уже более медленно, направился по направлению к другу. Его шаг был сбивчивым и в один прекрасный момент он даже зацепился одной ногой за какую-то коробку и шепотом — шепотом!? — выругался. А затем снова выдохнул и все его тело буквально ослабло. Плечи опустились, а во взгляде, направленном на Эдди, было слишком много боли и бесполезной мольбы. «Давай, возвращайся ко мне, эй». Ричи хотел сказать многое, но сумел выдавить из себя лишь хриплую пародию на свои привычные фразы:

— ...Эй, Эдс? — сжатый тихий голос под конец и вовсе сорвался, а потому «с» получилась шипящей, словно из спущенного велосипедного колеса выходил оставшийся воздух. Ричи подошел ближе и опустился на корточки рядом с сидящим на какой-то софе другом.

Тозиер был жалким и слабым для самого себя. Настолько, что это было противным и страшным одновременно. Он поджал губы, испугавшись дрогнувшего голоса и подумал о том, что если сейчас Каспбрак поднимет на него свои глаза и в них будет пустота, а не радость или хотя бы простое узнавание, он может разреветься тут, как девчонка. Допускать такое было смерти подобно, а потому Тозиер сам отвел взгляд в сторону, изучая большую стену, которая будто состояла из одних полок. Заставленных всяким хламом полок.

Свое панихидное настроение Ричи изначально решил скрывать от друга. Тому и так было не сладко, а потому требовалось поддерживать, а не вгонять в настоящую депрессию своим собственным состоянием. Однако, Тозиер явно переоценил свои возможности. Он осторожно устроился рядом, стараясь быть как можно менее шумным и заметным. В очередной раз поймал себя на мысли, что ведет себя по отношению к Эдди, как к поломанному человеку, которому нужна психологическая помощь. А может, и правда нужна? Ричи нахмурился и отмахнулся от навязчивых глупостей.

— Как ты себя чувствуешь сегодня? — вторая фраза прозвучала уже бодро, Тозиер даже хотел было пошутить, но не решился. Ему пришлось проглотить подкатившую к горлу шутку и прикусить язык. Не в прямом смысле слова, разумеется. Он снова посмотрел на приятеля, — Ты... Ты меня-то помнишь, Эдс?

Надежда, сквозящая в голосе, снова показалась самому Тозиеру чудовищно жалкой и он скрипнул зубами. Он многое теперь делал специально. Специально раздражал Каспбарка ненавистным сокращением «Эдс» в надежде что негативные воспоминания тоже воспоминания. И он был бы рад, если бы тот завелся из-за этой ерунды и надавал другу оплеух. Ричи бы пережил такую хрень. Зато был этот проклятый астматик вернулся.
Что-то должно было бы напомнить о нем лучшему другу. Как он мог его забыть?

Отредактировано Richard Tozier (2017-11-06 20:04:26)

я бы жизнь без тебя на совместный сон променял
так что вспомни меня, просто вспомни меня.

Ричи поднялся в полный рост и с тоской отвел взгляд в сторону. Невидящим взором наткнулся на единственное яркое пятно в подвале — тусклую лампу, висящую под потолком. В подвале пахло старостью и, совсем немного, едой. Ричи, который убежал из дома без завтрака, явственно заметил этот запах только теперь, когда из него одним ударом вышибло дух. «Нет». Он в нерешительности переступил с ноги на ногу и поджал губы, вздрогнув от едва слышного слова словно от удара. «Прости». Фраза короткая и тихая, но в разум Ричи влетела как шаровая молния, разбросав все его мысли, которые и так находились в вечном беспорядке. Особенно в последнее время. Надеялся ли Тозиер на другой ответ? Очевидно, это было слишком глупо, но да. Возможно, в глубине души он мечтал о том, что уж наедине с ним, без присутствия других неудачников, в голове Каспбрака что-то щелкнет. Воспоминания о том, сколько они вместе пережили, возьмут верх над какой-то поломкой в его мозге; память вернется. Теперь же Ричи чувствовал себя полным идиотом вместе со своей детской наивностью. Пальцы в кармане снова принялись нервно и безжалостно теребить пачку «Мальборо», разрывая плотную оболочку на мелкие куски. Мальчик пристально взглянул на Эдди, буквально прожигая в том дыру. А затем он выдавил из себя привычную улыбку и она словно дала ему какой-то внутренний толчок к тому оптимизму, искаженная часть которого и составляла вечную маску Балабола. Словно кто-то переключил каналы в его, Ричи, разуме, и вот он уже беспечно пожимает плечами, старательно играя на публику. Притворяясь, что все хорошо и, что главное, все обязательно еще будет хорошо.

Все с той же улыбкой Тозиер делает маленький шаг в сторону Эдди. Сам себе он напоминает укротителя из цирка, который ищет подход к дикому зверю, от которого не знаешь чего ждать. И такая аналогия сама по себе кажется чертовски противной. Ричи не хочется ходить вокруг да около; ему хочется обнять друга, сжать его в крепкой хватке и убедиться в том, что тот настоящий и живой. Что это присутствие не плод его воспаленного воображения. Однако, Ричи так поступить не может. А потому он лишь снова останавливается, пытаясь вытерпеть испытание этим виноватым взглядом. Тозиеру хочется сказать, что Каспбрак не должен себя так чувствовать. Что он ни в чем не виноват, и что все вместе теперь они смогут исправить любую проблему. Ему хочется пообещать, что теперь Эдди в безопасности и ничего не произойдет. Но Ричи молчит и только глупо улыбается.

Проходит несколько молчаливых мгновений, прежде чем мальчик все же решается открыть рот. Тишина слишком вязкая и кажется, что длится она гораздо дольше. Раньше между этими двумя не было таких неловких пауз; Ричи снова подсознательно ставит себе это в укор. Он уже привык это делать с тех пор, как Эдди пропал. Тозиер даже узнал о случившемся далеко не самым первым и с тех пор мальчика не отпускала мысль о том, что он мог бы быть другом и получше. Уж Эдди такого точно заслуживал.

— Ну и что? — интонация резко меняется и на третьей фразе, произнесенной за все это время, голос Ричи звучит еще бодрее и решительнее. Он плюет на осторожность и делает несколько решительных шагов по направлению к Каспбраку, однако в последний момент тормозит. Останавливается и осекается, но всего на мгновение. А затем повторяет, уже понизив голос, но все столь же решительно, — Ну и что? Все будет хорошо. Мы вернем тебе память и во всем разберемся, чел.

Затем Ричи заглядывает в глаза Эдди. И делает он это будто впервые, потому как ранее пытался избегать такого прямого и, что важнее, долгого зрительного контакта. Он смотрел на футболку мальчика, в лоб, на темные волосы и даже на губы, что звучит уж совсем ненормально. Но только не напрямую в глаза. Не столь пристально и долго. Без резкого и моментального отвода взгляда. И теперь, наблюдая за бесконечным вихрем эмоций в этих самых глазах, он больше не может притворяться. Тозиер сглатывает и руки его опускаются. Как морально, так и физически. Он перестает бурно жестикулировать и хмурится.

— Прости, Эдс, — на сей раз такое сокращение имени вырывается машинально. Взгляд Ричи замирает на ладони друга, которую тот прижимает к своему предплечью. Словно пытается спрятать что-то постыдное или страшное. Тозиер расценивает этот как недоверие и прекрасно понимает, что у этого Каспбрака нет никакого повода открывать перед ним всем карты. Он совершенно чужой. И только за это он и извиняется. За то, что пытается вести себя, как ни в чем не бывало, будто это спасет ситуацию. Ричи тяжело и с шумом выдыхает, полной грудью, словно таким образом старается очистить мысли от лишней шелухи тоже.

Не дожидаясь приглашения он машинально плюхается на софу и снизу вверх смотрит на Эдди. Пожалуй, со стороны Тозиер похож на побитую собаку. Он хлопает ладонью рядом с собой в приглашающем жесте и выжидающе смотрит на друга. Софа неприятно скрипит, когда Ричи начинает ерзать, отодвигаясь в сторону и освобождая больше места для Каспрбака, но он не обращает на мерзкие звуки никакого внимания. Он сжимает в руках конверт в нерешительности начинает рвать край бумаги. Ричи чувствует себя бесконечно глупо.

— Ты сядешь со мной или..? — продолжение вопроса так и остается крутиться на языке мальчика, он нервно дергает плечом и пытается отогнать от себя разные варианты фраз, которые мог бы произнести дальше. «Или ты боишься?» Ричи морщится, словно от физического дискомфорта. «Или ты хочешь, чтобы я ушел?» Пальцы плотно сжимаются на бумаге и, наконец, с треском отрывают большой кусок, обнажая достаточно содержимого, чтобы рассмотреть внутри снимки polaroid. Ричи понимает почему не задал вопрос — он не хотел услышать утвердительный ответ. Если бы он знал, что Эдди его присутствие в тягость, то больше бы никогда не смог заставить себя перешагнуть порог этого дома. Он просто отвлекся на снимки, которые принес, извлекая их из разорванного пакета. Их было не так много, точнее говоря — катастрофически мало. Штук пять, не больше, — Я принес кое-что. Посмотришь?

Голос заметно дрогнул. В глаза словно попало что-то и Ричи начинает усиленно тереть свободной рукой один из них до покраснения прежде чем понимает, что дело не в пыли и песчинках. Скорее, в очередной волне паники и слез, что подступают совершенно предательски. Он никогда не был их тех, кто начинает слезомойничать из-за любого происшествия. Даже в самые ужасные моменты Тозиер находил поводы для шутки и смех, который следовал далее, словно отталкивал любые проблемы.

Сейчас же в его голове нет ни единой идеи. О чем можно вообще шутить в такой ситуации? Тозиер снова выдыхает.

«Дерьмо. Знаешь, если бы я попал в такую ситуацию, ты бы, может быть, уже нашел какой-то выход. А я просто болтаю. Но это все, что я умею».

Ричи прикусывает губу и улыбается чему-то. Возможно своим мыслям. А возможно шутке, которую так и не придумал.

Откладывая разорванный конверт в сторону, Ричи небрежно перебирает фотографии. Он цепляет каждую за уголок ногтем, поднимает и подкладывает под стопку. Словно рассматривает их. На деле же каждый снимок он мог бы описать с закрытыми глазами, необходимости в просмотре не было. Руки нервно дрожат, словно в треморе, а потому Ричи умудряется рассыпать снимки; те разлетаются по полу. Мальчик поспешно наклоняется и суетливо собирает снимки, но пальцы не слушаются и очередная карточка грозит того и гляди опять оказаться на дощатой поверхности. Тозиер снова ругается, на этот раз гораздо громче, однако не из-за снимков — из-за алого пятна, проступившего на белом бинте, которым кто-то старательно перемотал ногу Каспбрака. Не так умело, как это сделал бы Эдди сам, если бы ему пришлось. Или если бы он помнил, как это делается по всем правилам первой медицинской помощи. Однако сам вид крови вызывает у Ричи очередную волну нервозности. Он облизывает пересохшие губы и снова поднимает вопросительный взгляд на Эдди.

— Может, мне стоит принести тебе что-то? Я не знаю, бинт, например? Еще какую-нибудь хрень из аптечки? Ты мне скажи что, я принесу. Просто я не особо шарю во всем этом, ты же зна... — он осекается и в буквальном смысле прикусывает себе язык.

а я бы продал свою память барменам или официантам, уборщикам в забегаловках.
а я бы так хотел тебя увидеть, но фокусирую сознание в чужую сторону
и механизмы в моём мозге делаю так больно.

Ричи подскакивает со своего места и почти молниеносно достигает полки, на которую указал ему Эдди. Мысль о том, что он может сделать для него хоть что-то, приято греет душу. Коробка с лекарствами, аккуратно расположенными по ее периметру, соседствует с банкой сухого клея и стопкой наждачной бумаги. На вершине последней сидит маленький паук и сверкает в сторону незваного гостя маленькими глазками – Ричи не видит таких деталей, но воображение уже разыгралось. Рука непроизвольно тянется к паучку и тот, словно чувствуя желание Тозиера расплющить ногтем его тельце, поспешно сбегает в темный угол. Коробка с медикаментами оказывается достаточно увесистой и с губ мальчишки слетает весомое «ой», когда руки ощущают полный вес содержимого.

– Надеюсь, тут все, что тебе нужно, – оповещает он, задумчиво растягивая слова и пристальным взглядом изучая содержимое коробки. Пожалуй, только бинт и бутылочка с йодом оказываются старыми знакомыми; остальное Ричи видит впервые. В коробке собрался полный комплект, назначения для половины из этих средств Ричи просто не знает даже и в душе надеется, что Эдди не забыл хотя бы это. В конце концов, он же помнит, как держать ложку. Для такого человека как Каспбрак лекарства и способы их применения – как раз те самые бытовые моменты. Уж этого он не может забыть. Чувство, зарождающееся в груди Ричи, кажется ему сущей глупостью. Но на самом деле он жалеет, что не имел для друга такой вот обыденное значение, такую бытовую надобность. Почему-то он помнит мелочи. Почему не помнит важные вещи?

Отмахиваясь от собственных глупых мыслей, Ричи возвращается к софе вместе с коробкой и ставит ее рядом с Эдди, предварительно отодвигая фотографии в сторону. Все, кроме той на которую пал взгляд Каспбрака и которую он сейчас с интересом рассматривает. Ричи закусывает губу и старательно тянет шею в попытке рассмотреть изображения. Ему хватает одного быстрого и смаханного взгляда, чтобы понять, о какой фотографии спрашивает его Эдди.

Ричи придвигается поближе к Каспбраку, касаясь его коленки своей, и берется за уголок снимка. Не забирая его из рук друга, просто немного наклоняя к себе. Фотография с Хэллоуина, любимого праздника Ричи, была далеко не самой удачной. По крайней мере, Тозиер так полагал сам, ибо на снимке его очки отбрасывали блики и глаза из-за этого были полностью закрыты, а рот наоборот, распахнут в вечной болтовне. Он стоял как раз рядом с Эдди в тот момент, возле своего дома. Одну руку он закинул на плечо Каспраку, а другой силился дотянуться до головы Стэнли, дабы поставить тому тривиальные «рожки». Тогда он еще носил очки.

Мальчик не сразу понимает о ком именно спрашивает его друг, потому что в кадр совершенно не попали посторонние. Лишь спустя мгновение осознание того, что Майка и Бена не было накануне, когда Эдди только нашелся, и что он просто не мог их видеть и запомнить, врывается в голову Тозиера. Поэтому его палец тут же утыкается прямо в лицо Майка. Ричи буднично пожимает плечами, когда начинает пояснение к этой фотографии.

– Это Майк, наш местный Пиканинни. В хорошем смысле этого слова, Эдс! Он крутой чувак, ты согласишься в этом со мной, когда вспомнишь. А это… – Ричи замялся. Он впервые осознал, что он даже не знает, что рассказать про своих друзей. Словно ничего толком не знает про большую часть клуба неудачников. Однако, замешательство отразилось на его лице на достаточно короткий срок и вот уже вскоре он плавно провел пальцем линию от лица Майка до пухлощекого Бена, – Это Стог. Бен Хэнском. Ты помнишь, как мы прошлым летом уделали в канализации вместе с этими ребятами одного…?

Его поток речи оборвался. Мысль о том, что негативных эмоций тут и без него хватает, Тозиер хлопает себя ладонью по колену и тычет пальцем в сторону собственного изображения все на той же фотографии.

– А меня ты хоть узнал, а, Эдс? Помнишь, как тебя бесил мой костюм оборотня и постоянное рычание? – он засмеялся и достал из нагрудного кармана рубашки свои очки. Треснувшая оправа и толстые стекла. То, что было частью него самого на протяжении долгого времени. Именно он был в них на снимке. И именно в этот Хэллоуин оправа потерпела очередное повреждение. Ричи нацепил очки на нос, несмотря на линзы, – Может быть, так я больше похож на прежнего Ричи, которого ты вспомнишь?

Машинальным движением он придвинул указательным пальцем дужку ближе к переносице и, немного отодвинувшись, посмотрел на Эдди. Он ощущал себя полным идиотом с этой кипой фотографий, старыми очками и бессмысленной болтовней обо всем и одновременно ни о чем. Он смотрел на друга и в его голове пролетали события, которые связывали их на протяжении долгих лет. Они не были знакомы с раннего детства и, более того, Ричи вообще иногда ощущал себя дополнением к Денбро, с которым, как он считал, Каспбраку нравилось проводить время куда больше чем с ним.

Но для него, для самого Тозиера, Эдди никогда не был дополнением. Теперь, когда он провел месяц без друга, он мог с уверенностью сказать, что Эдди в большей степени имел для него какое-то значение и едва ли не единственный знал подход к вечному шуту и идиоту. Он чувствовал себя полупустым все это время, но и теперь ничего не поменялось. Несмотря на присутствие Эдди, его тут словно и не было одновременно. И Ричи был тут как раз ради этих чертовых воспоминаний. Хотел стать одним из них, а не просто отголоском.

Внезапно он отодвигается, освобождая между собой и Эдди достаточно пространства, и принимается раскладывать фотографии. Словно картежный пасьянс, Тозиер выкладывает одну фотографию за другой чистой стороной вверх. Словно это должно сохранить чувство интриги. Не трогает только Хэллоуиновскую карточку, которую Каспбрак до сих пор держит в руке. Ричи садится в пол оборота к Эдди, поджимая одну ногу под себя и тут же накрывает выпирающую коленку ладонью, словно наличие на ней яркой ссадины является чем-то постыдным. Однако этот нерешительный жест кажется ему позже таким же нелепым и зажатым, как и попытки Эдди скрыть какие-то символы на своем плече. Ричи до сих пор старается рассмотреть их и вскоре узнает в них аккуратные цифры. Любопытство буквально съедает мальчика изнутри, но он молчит. Никаких вопросов. Ничего лишнего.

Затем он поднимает одну из фотографий и не сдерживает широкой улыбки. На снимке день рождения Эдди. Ричи тогда с трудом выпросил камеру у отца; в день накануне ему пришлось постричь газон даже на заднем дворе, а затем выслушать массу наставлений от мистера Тозиера. И все равно polaroid оказался в руках мальчишки, когда он пришел в дом лучшего друга. Зная темперамент и убеждения миссис Каспбрак, не сложно догадаться, что праздник не мог пройти безукоризненно. На самом деле, Ричи удивлял даже сам факт того, что она позволила ему, Биллу и Стэну вломиться к ней в дом. Она испекла торт и в тот момент Тозиер нашел в ней один плюс — готовила Соня в самом деле здорово. На снимке как раз был запечатлен Эдди. Ричи сделал фотографию тайно. На ней никто не смотрел в объектив и все были живые. Под «всеми» мальчик подразумевал друга, искренне улыбающегося и задувающего свечи. Соня Каспбрак склонилась рядом, готовясь разрезать торт. Этот снимок никто, кроме самого Ричи, раньше не видел. Этому снимку было уже три года.

Ричи протянул фотографию изображением вверх Эдди.

— Ее ты узнаешь? Вспомнишь тот день?

Его голос звучал с нотками интереса. А еще так, словно Ричи давил. Давил очень сильно, словно планировал силой заставить Каспбрака вспомнить. И это сейчас казалось ему неимоверно жестоким. Все эти настойчивые вопросы, обещания и даже рассказы. Он отвел взгляд и снял очки, потирая указательным пальцем уголок правого глаза.

– Эдди, ты же знаешь, что тебе стоит только сказать, и я заткнусь? – мягко поинтересовался он, чувствуя себя дураком в еще большей степени. Словно включив защитную реакцию, следующую фразу он уже произносил с отвратительным акцентом и глупой улыбкой, – Я хочу сказать, сеньор, что если у меня сердце разрывается от того, что ты не помнишь то, как всегда был мне важен. Не помнишь даже священные шутки про твою мать. Но я не буду давить на тебя, я обещаю. Я просто не знаю, нужно ли тебе сейчас это все или ты просто ждешь пока я уйду к себе.

Он все еще продолжает выдавливать из себя улыбку, когда договаривает.

Отредактировано Richard Tozier (2017-11-15 03:11:19)