Два раза ничего не повторяется.

Она была просто девочкой из Бруклина, получившей подарок на свое восемнадцатилетие, от которого не могла отказаться, и не могла вернуть. Она была просто девочкой, на долю которой выпало слишком много испытаний, слишком много боли, и людей, что пытались погасить свет в ее душе.
Таким человеком был ее брат. Благо, ныне покойный. Задумывалась ли она тогда хоть на мгновение, что не должна так поступать? Не должна всаживать клинок в его тело, и еще раз; задумалась ли о том, что возможно все еще можно было бы исправить, и… Нет, обрести свою семью она уже давно не желала, а мысли о Джонатане улетучились из головы в тот момент, когда она узнала, сколько зла он совершил, пока прятался за личиной другого.

Что почувствовала Клэри, когда увидела, как падает тело Джонатана в реку? Нет, она ни сколько не жалела; те надежды на его спасение давно остались позади, она видела, в какое зло его превратил Валентин; каким он стал сам, и проворачивая в голове все воспоминания о тех мгновениях, когда он был рядом в качестве Себастьяна – она старалась лишь вспомнить, с каким лицемерием он улыбался, и пытался быть любезным. Как мастерски он играл роль заботливого друга, втерся в доверие к Изабель, да усыпил бдительность каждого.

Себастьян Клариссе даже нравился; нравился до тех пор, пока сомнения не закрались в ее душу, в тот самый момент, когда электрум вновь оказался в ее руках. И теперь все было позади, по крайней мере одну угрозу они устранили.
Вот только демоническая активность возрастала, и она по-прежнему не знала, где на самом деле находится зеркало смерти. Ни одного предположения, ни одной догадки, лишь мысль, что мелькала на задворках сознания, но Фрэй все никак не могла уловить ее тонкую нить, сформировать в цельный образ, воспоминание.

Шелест книжных страниц успокаивал, но Клэри сидела в своей комнате, обхватив голову руками и уткнувшись лбом в очередной том по истории Сумеречных Охотников. Она искала любую информацию, где говорилось бы, хоть вскользь, о первом призвании ангела Разиэля, и все никак не могла найти. Везде писали о его величии, могуществе и невероятно ярком сиянии; о трудностях и опасностях, что сопутствовали призыву, и Кларисса лишь гадала, на какую жертву должен пойти Валентин, чтобы достичь своей цели. То, что сама идея ослепила ее отца – в этом сомнений не было, она с самого начала сомневалась в его адекватности.
Изабель коротко стучит, ноготками проводит по дверному проему, о себе знать дает, и Клэри поднимет голову, устало посмотрит на подругу, и вымученно улыбнется. Эта ночь выдалась бессонной, они все толком не смогли глаз сомкнуть, вначале обсуждая смерть Джонатана, затем строя предположения о том, где могло быть зеркало смерти. Каждый понимал, что ответ находится где-то на поверхности, прямо перед их глазами, но каждый был слеп, а времени оставалось все меньше.
Охотница кивнет Иззи, поставит метку на странице, захлопнет книгу, и отправится на очередное собрание. Сейчас стоило заняться делами насущными, и попытаться выяснить источник демонической активности. Она внимательно следит за картой, отмечает все места, в которых были замечены демоны, но мысленно все возвращается к книгам. Она что-то упускала.
И Кларисса понимала это, как никогда прежде.

Наверное, она на мгновение выпала из реальности, и очнулась лишь в тот момент, когда ладонь Джейса сожмет ее пальцы; она удивленно взглянет на него, моргнет пару раз, коротко улыбнется, и извинится; кажется, у нее появилась идея.
Улица встречает сыростью, холодным ветром, что треплет волосы, а Кларисса бежит к ближайшей станции метро. Оставалось еще одно место, еще один человек, с которым она могла поговорить. Дот упоминала, что у нее есть один знакомый маг, который держит небольшой магазин, и который мог бы подсказать, в какой книге лучше всего искать информацию об ангеле. Разговаривать с кем-либо другим о зеркале смерти она не хотела, но надеялась на то, что старый знакомый Дот; Дот, которую никто не видел после встречи с Джонатаном; поможет ей отыскать все недостающие детали.

Она не рисует руну, не переносится порталом; прислонившись к поручням в вагоне поезда, Клэри прикрывает глаза, и погружается в воспоминания о своем сне, что преследовал ее уже несколько ночей. Она снова была в озере, тонула, и видела, как с двух сторон на нее надвигаются мечи. Фрэй считала, что это остаточное явление после того, как она наглоталась воды из озера Лин, но снова в сознании, где-то в самой глубине, мелькает мысль о том, что она что-то упускает, некую важную деталь.
Вагон вздрагивает, охотница открывает глаза и бегло осматривает пассажиров. Примитивные, беспечно болтающие между собой, читающие журналы, книги, или же погруженные в музыку, что звучит из наушников. Все они не подозревали о существовании другого мира; даже не догадывались о том, что по мимо их мира, есть еще много миров параллельных, альтернативных, в которых их жизнь могла бы сложиться иначе, как и жизнь Клэри в том мире, где не было демонов.
Но это были лишь мысли, короткие рассуждения между станциями, пока поезд уносил ее как можно дальше от Института.
Девушка выйдет на нужной станции, и быстрым шагом направится в переулки, лавируя между домами, обходя стороной шумные пабы, спрятанные за ничего не значащими вывесками; однажды и она в таком побывала; и наконец замирая, когда ее взору представляется весьма ужасающая картина.
Окна были разбиты, осколки стекла сверкали холодным светом на асфальте, отражая от себя огни переулка, и среди всего этого беспорядка лежит мужчина. Клэри бросится к нему, касаясь пальчиками сонной артерии на шее. Пульс не прощупывался, маг был мертв, как и умерли вместе с ним все ее шансы на нахождение зеркала.

Ее клинок Серафима уже светится в руке, Фрэй медленно обходит тело, и направляется в лавку; медленно, крадучись, готовая в любой момент напасть, отразить удар. Ее мысли лихорадочно стучат в голове, разум взывает к тому, что она должна послать сообщение в Институт, но охотница понимает, что если отвлечется, то может упустить тот момент, когда на нее нападут.
Да только все это в миг вылетает из головы, когда из глубины магазина показывается фигура. Клэри замирает, крепче сжимая рукоять клинка, да так, что белеют костяшки пальцев. Сердце ускоряется, разгоняя шок по крови, вынуждая страху выступить мурашками на коже, и злости снова зародиться в ее душе.

В тот момент, когда она узнает его.

- Себастьян. – На выдох; пораженно. Она игнорирует его обращение, не замечает слетевшую с его уст совсем не ее фамилию, лишь смотрит со смесью страха, злости, удивления. – Мы ведь убили тебя.

Она не зовет его Джонатаном, за столько времени привыкшая к его другому имени, не настоящему, и даже сейчас, видя перед собой его настороженную фигуру; удивившись от того, почему он не нападает; имя бывшего друга само раненой птицей срывается с ее губ.
Он ведет себя странно; говорит слишком спокойно, да клинок держит, в сторону двигается, и она двигается в ответ, но в другом направлении, приподнимая свое оружие, но не спеша нападать первой.
Что-то в его словах выбивает ее из колеи, брови едва заметно изогнутся, она моргнет два раза подряд, быстро, и сделает еще один небольшой шаг.

- Позволить тебе уйти? После всего того, что ты сделал с Дот, и с Максом? – Она кривит губы в злой усмешке, сердце лихорадочно стучит в груди; если бы она только сразу сказала всем, куда пошла; если бы только могла прямо сейчас отвлечь его, отправить огненную руну в Институт с одним лишь словом, - именем, - то тогда у нее возможно и были бы шансы.

Но Клэри уже раз смогла причинить ему вред, вырваться из его хватки, и сейчас надеялась лишь потянуть время; уловить момент, удобный для того, чтобы напасть, либо же для того, чтобы успеть предупредить остальных.

- Выполняешь грязную работу для своего папочки? Интересно, чем же Валентину из твоего мира насолил маг из этого?

Он врал, просто мастерски притворялся, говорил что-то о другом мире, но Кларисса не верила, лишь подыгрывала, время оттягивала, да продолжала свое движение, расстояние едва сократив на шаг, да клинок приподняв выше.

- Я не дура, Себастьян. Путешествие между параллельными мирами возможно лишь в свое тело из этого мира. Но в этом мире ты мертв! Так что… ты либо врешь, либо… все равно врешь!

Клэри дышит глубоко, делает еще один шаг в сторону, не приближаясь слишком близко, лишь глаза ее зло сверкают, и огонь ярости плещется на их дне.
Как он мог выжить? Она сама видела, как его тело упало в воду; видела, как пронзил Джейс его своим клинком, лишая жизни; как хлынула кровь изо рта, да из раны брызнула. После таких ран не выживают, разве что кто-то не помог ему в этом. Нет, Валентину было плевать на сына, он сам бросил его, поспешил скрыться, и врядли его волновала дальнейшая судьба Джонатана.
Она смотрела на него, и в то же время не совсем узнавала. Он был превосходным актером, так долго притворялся, был любезным и милым, хотя ему ничего не стоило перебить их еще в первый день знакомства; и сейчас он вел себя не так, как в их последнюю встречу; не привел за собой армию Отреченных, не напал на сестру, хотя мог бы, пока она мешкала, стоя в проходе, пока бегло осматривала помещение, и словами пыталась отвлечь. Он мог бы напасть на нее в любой момент, но не спешил.

И это сбивало с толку.

Она замирает, тормозит на каблуках, пошатывается, едва на ногах устоит, и посмотрит на Себастьяна с легким недовольством, злобой, губы подожмет. Ее грудь тяжело вздымается после бега, сердечко быстро-быстро стучит в груди, Клэри следит за каждым движением, пытается бегло осмотреть местность, чтобы подметить для себя наиболее выгодные точки для отражения возможного нападения. Снова корит себя за неосмотрительность, безрассудство; да брови хмурит на мгновение.
Кончик его клинка смотрит ей в грудную клетку, она же крепко сжимает рукоять своего в руке; позади него ребенок, и Фрэй не двигается, лишь дернется едва вперед, словно защитить малышку пожелает, собой ее закрыть. Ее клинок опущен, едва подрагивает, взгляд прикован к Себастьяну, и пока он кладет руки на хрупкие плечи девочки, Клэри задумывается над тем, а не совершила ли она ошибку.

Для того, чтобы принять верное решение, достаточно доли секунды, особенно если ситуация стрессовая. Мозг сам подскажет нужное направление, сознание сформирует мысль правильную, и чаще всего бывает, что именно о решениях, принятых под влиянием какого-то определенного момента, люди обычно меньше всего жалеют.

А Клэри знала, что пожалеет; и не раз, и даже не два. Пожалеет, да проклянет себя в тот момент, когда мысли немного приведут себя в порядок. В тот день ее пальцы стучат по экрану, набирая короткое сообщение Алеку в Институт. Она напишет про мага, и о том, что его убил демон. Добавит еще пару слов о Себастьяне, но задумается, посмотрит туда, где несколько минут назад мелькнула его усмешка дразнящая, и пальчик сам нажмет на нужный символ, стирая последние строки.

Его слова и его поведение не давали покоя. Она не хотела верить в правдивость его слов, но внутренний голос тихим шепотом утверждал, что возможно ведь, ну наверное же возможно? И этот Себастьян не из их мира, и вовсе не такой жестокий, злой, как тот, которого они все привыкли знать. Он сказал о том, что не стал бы помогать Валентину, и Фрей могла бы поверить, предположить, что это так, но… Слова звучали слишком нереально, чтобы казаться правдой. Возможно, - но только на мгновение, - что существует такой мир, в котором ее брат вовсе не вселенское зло; ведь есть же такой мир, в котором Валентин добрый и заботливый отец. Но, опять таки, если ее брат не зло, то почему он считает злом Валентина?
Клэри закусит губу, нахмурится, вспоминая слова Мелиорна. Он говорил, что альтернативных миров много, а Клэри была лишь в одном; но что, если существует такой мир, в котором Джонатан борется против Валентина наравне с Клэри? Плечом к плечу с сестрой; возможно, так же ставший жертвой экспериментов отца, но нашедший способ как-то сбежать от него; или же Джослин в том, другом мире, сбежала от Валентина вместе с сыном, и воспитывала их с сестрой самостоятельно, скрывала от отца и сумеречного мира.

Она бы хотела взглянуть на ту жизнь хотя бы мельком.
Понять, какой была бы ее собственная.

Возможно, именно поэтому она молчала о своей встрече с Себастьяном. Может быть в ее душе снова поселилась вера в то, что ее брата можно было бы спасти. Если другой Себастьян может ужиться с кровью демона, не превратиться в проклятие для всего мира, а жить с этим, и не стремиться уничтожить весь нижний мир, то тогда… Ей необходимо было просто знать, была ли у нее реальная возможность спасти брата. И ответить на этот вопрос мог лишь один человек.
Но прежде она поговорит с Магнусом; убедится, что такое путешествие возможно, и этот Себастьян и вправду не из его мира.
Фрэй плечиками передернет, прислонится спиной к книжному шкафу, глаза на мгновение прикроет. Она была обязана рассказать остальным о Себастьяне, объявить охоту на него, помешать замыслам, выследить, но сомнения, ложные надежды внутри нее вынуждали молчать; вынуждало утаить правду от друзей.
Воздух вдыхает, прислушиваясь к звукам извне. Совсем скоро сюда явятся остальные охотники, и она могла бы, пока их дожидается, заняться поисками нужной книги, но понимала, ведь не глупая, что на поиски нужной книги уйдет не один час, и даже не день. Она снова оказалась на шаг дальше от зеркала смерти. Но зато на шаг могла приблизиться к Себастьяну.

С Магнусом Клэри поговорит лишь на следующий день, поинтересуется невзначай о том, возможно ли путешествие между мирами в своем собственном теле; разнообразия ради спросит о том, возможно ли проносить что-то из одного мира, в другой, но маг не даст точного ответа, зато напишет смс еще через день, попросит прийти, и поделится своей теорией о том, что в принципе такое возможно, и если бы он, скажем, объединил свои силы с еще несколькими магами, то они смогли бы создать такой портал, который бы перенес человека в его собственном теле.
Детали Клэри были уже не важны, ибо ее подозрения подтвердились, сомнения все развеяв.

Она проведет всю ночь без сна, ворочаясь в постели, переворачиваясь то на один бок, то на другой; а то и вовсе измеряя комнату шагами, да замирая у окна. Ее взгляд пробежится по территории, пустынной в этот ночной час, а мысли снова вернутся тому, на что она собиралась пойти.

В какой момент рассветет – Клэри уже не заметит, наскоро высушив волосы, и покидая стены Института, исчезая в утренней дымке. В этот раз она не воспользуется общественным транспортом, не пройдется пешком, а лишь руну нарисует, да порталом перенесется в квартиру, в которой ее брат когда-то держал настоящего Себастьяна в плену; в квартиру, в которой он сам бывал, и наверняка где-то могли остаться его личные вещи, или даже волосы.

Она переступит с ноги на ногу, оглядится вокруг; медленно проведет рукой по столешнице, едва начавшей покрываться пылью. Прошло не так много времени с тех пор, как он перестал сюда приходить, и Кларисса буквально ощущала присутствие ее брата в каждой детали этой квартиры.
Она заглянет в спальню, но не задержится в ней на долго, предпочитая не думать о том, чем здесь занимался ее брат; пройдет в ванную, и начнет пристально осматривать каждую деталь. Проведет рукой вдоль раковины, заглянет под ванну, дотронется до щетки зубной, вынимая ее и забирая с собой. Вероятность, что это именно его щетка – минимальна, а потому Клэри все же возвращается в спальню, распахивает настежь шкаф, но вещей там не находит, - после того, как они побывали здесь в последний раз, охотники забрали почти все вещи Себастьяна, в том числе и его одежду. Наверное опасались, что он воскреснет в одном из своих свитеров.
Фрэй удрученно вздохнет, осознавая, что выбора у нее не остается, и обернется к кровати. Присутствие брата острее ощущалось именно здесь, и потому Клэри быстро провела ладошками по простыням, подушкам, перевернула их на другую сторону, и едва ли не завизжала от радости, когда увидела небольшой светлый волосок.
Девушка переместится в гостиную, заберется с ногами на диван, и примется за дело, начертав руну поиска, и настроившись на то, чтобы найти брата. Пару раз руна даст сбой, померцает недолго, и погаснет, но на попытку пятую, когда Клэри приложит больше усилий, и выведет руну цветом расплавленного золота, она засияет, указывая путь.

Она встретит брата в окружении демонов, побежит по переулку, убьет одного, и будет наблюдать за тем, как разговаривает он с маленькой девочкой, с нежитью, которую должен бы презирать, но вел себя с ней так, словно она была для него важна; не требовал, он просил ее о помощи.

И это, пожалуй, окончательно стерло все сомнения из головы Фрэй.

Перед ней был человек, который являлся ее братом, но пришедшим из другого мира. Он не нападал на нее, не нападал на маленькую ведьму, лишь пытался успокоить, да узнать у нее нечто важное для него. Клэри же сделает шаг ближе, завороженно следя за тем, каким мог бы быть ее брат, если бы не рос с Валентином, если бы не встал на его сторону; возможно, что им удалось бы его спасти, если бы тогда он пошел с ними, когда она предложила ему, позвала со слезами на глазах.
Она сделает еще один шаг, и замрет напряженно, когда лицо девочки начнет меняться, с губ сорвутся странные слова, и в следующий миг демон уже вступит в схватку с Себастьяном. Слишком стремительно, Фрэй не успеет ничего сделать, так и будет стоять чуть в стороне, с клинком наизготовку. Ее сердце забьется быстрее, она едва дернется вперед, словно на помощь посмешит, но в этот момент демон с нечеловеческим криком осыпается, и снова наступает тишина.
Клэри делает шаг назад; она брата боится, знает, на что он способен, но замечает кровь на его теле, и то, как, пошатываясь, он стоит. Желание оберегать близких захлестнет ее, Клэри едва заметно закатит глаза, как бы своим видом говоря: мальчишки; и уберет свой клинок.

- В твоем мире у меня, наверное, полно более интересных дел, чем вытаскивать из передряг глупого братца. – Она сделает шаг вперед, доставая стило; неуверенно взглянет на Себастьяна, губу закусит. – Надо нанести Иратце. – Словно в подтверждение своих слов, она неуверенно дернет рукой, с зажатым в ней стило, и снова сделает еще один шаг. – Я верю, что ты не тот Себастьян, которого я знала.  Правда, ты, наверное, Джонатан, а не Себастьян. А я вовсе не Кларисса, а Клэри. Мама никогда не звала меня полным именем.

Воспоминания о матери врываются в сознание тупой, ноющей болью; охотница вздрогнет слегка, едва ощутимо, и поспешит прогнать из головы все воспоминания о Джослин. Как бы она не крепилась, она не могла просто смириться с ее смертью; скучала, думала о ней, но уже давно не плакала.

- Остальные не знают, что ты жив. В смысле, что ты здесь. А если узнают, то врядли поверят. Джейс попытается убить тебя снова.

Она вздыхает, на миг ловя себя на мысли, что вообще не должна тут находиться; не должна сокращать расстояние, и уж тем более желать нанести исцеляющую руну на тело Себастьяна. Но любопытство не порок, Клэри неуверенно замирает, все еще опасаясь подходить ближе, пусть и безоружной. Она хотела, чтобы он перестал видеть в ней врага, и выслушал, поскольку понимала, что совсем скоро демоны заговорят о его присутствии, и этот слух дойдет до Института; в конце концов, его может заметить кто-то из нежити; и все это означало лишь то, что ему необходимо было как можно скорее покинуть их мир.
И, значит…

- Я могу помочь тебе. Я лучше знаю этот мир, и имею доступ в места, в которые ты не сможешь попасть. – Она улыбается, понимая, как со стороны хвастливо звучат ее слова, но отказываться от них не спешит. Без ее помощи он застрянет в этом мире на очень долгое время. Особенно сейчас, когда активность демонов возросла, и все, к тому же, заняты поисками зеркала смерти. – Но ты ответишь на несколько моих вопросов. Мне очень хочется побольше узнать о твоем мире.

Маленькая рыжая охотница смотрит с надеждой, надеясь на то, что она не ошиблась, и в этом Себастьяне действительно хорошего больше, чем плохого. Иначе она грозилась сейчас стать жертвой его клинка. Если, конечно, он решился бы напасть на безоружную. Но в последнем она сомневалась, ведь не нападал он на нее, пока она держала клинок в руках; не напал он на нее и в магазине; и потому пошла на такой риск, убрав свое оружие, и делая очередной шаг к юноше, сокращая расстояние еще на несколько сантиметров.

Не время и не случай создают близость между людьми, но лишь общность наклонностей.

Кларисса губки подожмет, брови едва вздернет; ее плечики поднимутся на мгновение, затем опустятся, и она отступит в ответ, увеличивая расстояние, да стило свое пряча. Она совсем не привыкла, чтобы от помощи отказывались, но догадывалась, что виной всему она сама. Странной казалась ситуация, в которой она оказалась. С человеком, который был ее братом, но в то же время вовсе не похожим на того Джонатана, которого она знала.

Знала неплохо, не только по наслышке, но и воочию убедившись, на сколько он превосходный манипулятор и лгун; социопат, лицемер, и наверняка еще страдающий каким-то особым психозом, помешательством. Клэри не была сильна в психологии, но даже она понимала, что только безумец способен находить идеи Валентина очаровательными. В такие мгновения она ничуть не жалела о его смерти, но стоило снова взглянуть на более адекватного двойника, и сомнения тут же закрадывались в душу.

А что, если бы она смогла спасти брата? Не оставила бы позади, сохранила в себе веру в него, взрастила заново любовь; она бы напоминала ему о матери, и обо всем хорошем, что было с ней, и что ждет его, если он согласится быть с ними. Она ведь видела, каким любезным мог быть Себастьян.
А что, если он не всегда притворялся? Если его улыбки, и тот поцелуй, были искренними? Если он любил сестру, и ради нее мог бы сдерживать свою жестокость? Она бы ради него научилась привыкать к его истинному облику, демонической сущности. Она бы смогла, приняла бы его таким, какой он есть, ведь он брат ее, и действовал лишь по приказу Валентина, что не зря чудовищем зовется. Возможно ли, что в душе Джонатан вовсе не хотел вредить Максу, и Дот? Ведь он не убил Макса, хотя мог; и Дот, она могла быть еще жива. Он не причинял никому вреда, пока был рядом, и Клэри не раз оставалась с ним наедине; он рисковал собой ради других, хотя мог бы убить их всех. Но что, если Валентин заставил его украсть вещь, которую они приняли за зеркало? Она знала, каким был ее отец, и не сомневалась, что именно он виновен в том, что брат стал таким. Все пытки, вся та боль, которую он испытывал лишь по его вине, и Кларисса лишь сейчас начала осознавать, что не уловила в его голосе отчаянных ноток, не прочла междустрочие, повела себя лишь глупо и безрассудно, в погоню кинулась, да позволила Джейсу всадить тот кинжал в его тело.
Но разве был у нее выбор? В тот момент она и сама об этом не думала, прекрасно понимая, что

даже за саму мысль о том, чтобы спасти брата, Конклав казнил бы ее, обвинив в предательстве.

Они всегда смотрели настороженно, дочь Валентина как никак, каждый ожидал какого-то подвоха с ее стороны, пытался найти скрытый смысл в действиях; не доверяли поначалу. Возможно, кто-то не доверяет и сейчас, ведь ее брат только что предал всех, хотя до этого так искусно притворялся. Так где гарантия, что и сестра не пойдет по стопам предков, не откликнется на зов крови? И все равно, что Джонатан мертв; Валентин ведь еще жив.

Клэри украдкой ловит на себе изучающий взгляд, и тут же свои глаза отводит, прядь волос за ушко заправляет; нервничает. Интересно, о чем он думал, пока осматривал ее? Сравнивал с той, другой Клариссой? Наверняка они были близки, как истинные брат и сестра; выросли вместе, имели общие секреты и воспоминания; сколько ее кукол он сломал, и скольких его подружек она спровадила, прежде чем кто-то послал Джонатана в этот мир? Другая Клэри, наверное, очень скучала по брату; и рыжеволосая охотница из этого мира ощутит укол некой ревности, возможно даже зависти, боли скрытой, что вонзится иглой в самое сердце, надавит посильнее, да успокоится.

Она ладошки в карманы куртки спрячет, и постарается не отставать, чтобы другой Джонатан не решил, что она гораздо слабее его настоящей сестры; медлительнее, глупее. А ветер бросит в лицо пожухлые листья, она зажмурится, и вздрогнет, зябко поежится; мурашками холод загуляет по спине, кто-то неподалеку рассмеется. И Кларисса обернулась бы, да только Джонатан пошатывается, и резко на лавочку садится. Она успеет ухватить его за локоть, не давая завалиться на бок, да осторожно откинет белую прядь со лба. Зрачки его почернеют, сердечко девушки забьется скорее; быстрее, и еще быстрее; страх по венам растечется, она сразу вспомнит о том, как встретила его настоящего впервые в парке, на миг сумев достучаться, пробиться сквозь всепоглощающую черноту до голубизны его зрачков, словно в самую душу заглянув. И поверила она тогда, лишь на мгновение, позвала за собой, да только он не пошел, приказы Валентина дамокловым мечом нависли над головой брата, но она все равно готова была простить его; в то самое мгновение, но уже не после.

- Себас… - Имя застревает в горле, она едва тихо цыкает языком, поморщится, глаза на миг прикроет, словно коря себя за глупость; и Клэри с тревогой глядит в лицо юноши, тянет за рукав пальто, дергает, внимание привлечь пытается на свой страх и риск. – Джонатан?

Он словно в ступор впал, позволив сущности демонической поглотить разум; возможно, его на разговор кто-то вызвал, и он на мгновение ушел в себя, но чутье подсказывало Клариссе, что причина в ранах, которые нанес ему демон.
Она губу закусит, снова взглянет неуверенно в лицо юноши; хихикнет, когда взгляд наткнется на сережку в ухе; бегло оглядится по сторонам, а после аккуратно, лишь на мгновение, приподнимет край его одеяния, чтобы увидеть рану, довольно глубокую, а вовсе не порез поверхностный, и яд, что запекся по краям, мешая заживлению.

«Превосходно. Просто чудесно. Будет весьма занимательно, если ты умрешь прямо здесь и сейчас, и кто-то тебя обнаружит. Ох, Джонатан!»

Девушка поправляет на нем одежду, чтобы не было заметно, будто она его лапала, лезла куда не просят; а после легонько бьет по щекам, пытаясь в чувство привести. Тщетно, возможно его и вправду призвали по некоему демоническому, может меж пространственному, радио, и сейчас он просто информацию слушает, да о себе говорит; а возможно это все яд того демона, и он просто-напросто умер.

Она наклоняется вперед, ухом к груди прижимается, да так и замирает, пока до слуха не донесется гулкий стук. Живой, это обнадеживало, а значит оставалось лишь дождаться; или же самой попытаться привести в чувство. Последний вариант Клариссе не особо нравился. Его демонические глаза вызывали лишь дрожь по телу; они как черные дыры всасывали в себя все, и девушка трепетала, испытывала страх, неловкость, избегала смотреть в его глаза. Она опасалась приводить его в чувства, ибо существовал риск, что он не сразу признает ее, нападет, и возможно даже убьет; либо же взбесится просто от того, что она посмела прервать его… отдых? сон? общение с кем-то?

Кларисса губы кусает, пальцы заламывает, по сторонам глядит с тревогой, да мысленно считает до пяти; в третий раз; убеждая себя, что вот на счет пять она начнет принимать какие-то действия, и если он не очнется, то придется звать других охотников, пытаться как-то объяснить им все, да убедить не убивать сразу. В Институте ему бы помогли, на ноги поставили так точно; а если бы ей удалось убедить остальных, что он не похож на их Джонатана, то возможно, что они бы помогли ему с его делом, и он скорее бы вернулся к себе в мир; к той, что ждет его там, будь это сестра, или другая охотница. Возможно, что в том мире у Джонатана отношения с Изабель; наверняка они друзья, и росли вместе.

Почему-то Клэри не сомневалась, что это все так. Как не сомневалась в том, что тот мир гораздо счастливее этого.
И от того желание узнать о нем как можно больше делалось все нестерпимей.

▪ ▪ ▪ ▪ ▪ ▪

Иным людям и семи лет не хватит, чтобы хоть сколько-нибудь понять друг друга, иным же и семи дней более чем достаточно.

Рваный вздох, она отнимает ладони от лица; последние пару счетов до пяти она сидела именно так, закрыв лицо губами, чтобы никто в округе не видел ее искусанных губ, да щек пылающих; Клэри резко обернется, увидит, что зрачки снова стали нормальными, да неосознанно руку протянет, пальцы сожмет, но тут же отнимет, лишая себя такой близости непозволительной.

- Ты… Ты говорил что-то о вампире из Парижа, а потом просто рухнул сюда, и минут десять сидел такой с… с этими твоими черными глазами, перепугав меня до смерти. – Она активно жестикулирует, взмахивая руками, как бы пытаясь жестами объяснить масштаб случившегося, да говорит быстро, поднимаясь на ноги.

О том, что им надо идти, она понимала сама. В парке могли быть фэйри, и если они заметят парочку нефилимов, - парочку Моргенштернов, - то проблемы возникнут не только в мире Джонатана, но и в ее собственном.
Кларисса руку протянет, помогая Джонатану подняться, да пожалеет об этом, поскольку юноша, хоть и находясь в сознании, но будет испытывать трудности с самостоятельным передвижением.
Она взяла его за руку, и перекинула себе через голову; со стороны казалось, что юноша просто обнимает подругу, да только идти ему трудно; Клэри решит, что это раны дают о себе знать, яд демонический в кровь всасывается, по венам растекается, сил последних лишая. А она смотрит на него выжидающе, словно он сам догадаться должен о том, что ей адрес нужен, не в Институт же идти.

- Джонатан? Ты можешь подумать о том убежище? Я перенесу нас туда порталом. – Она молчит, всматриваясь в его лицо, да стило доставая. – Или мы отправимся прямо в Институт. - Клэри плечами пожмет, брови нахмурит, и руну начнет выводить прямо в воздухе, продолжая поддерживать юношу. – Выбирай. На счет три. Раз, два…

На «три» она толкнет его в портал, следуя наравне, продолжая поддерживать, не позволяя упасть в случае чего. Их вихрем закрутит, да выбросит на другом конце города в доме пустующем, давно никем не обжитым.
Кларисса Джонатана подтолкнет в сторону матраса, усадит на него, да пальто снять поможет, едва заметно улыбнувшись. В Институт ей и самой его вести не хотелось; не желала она подвергать опасности юношу, что сейчас нуждался в ней, оказавшись так далеко от родного дома, в окружении чужих для него людей; может и родных по крови, но совершенно не близких. Да она и не считала себя ему близкой, лишь долг выполняла, сама не осознавая, перед кем именно: перед ним, или же перед братом своим умершим, словно бы вину загладить пыталась.

Клэри тихо вздохнет, посмотрит на Джонатана оценивающе, и с неизбежностью осознает – его необходимо осмотреть, и избавить от испорченной одежды.

- Я должна осмотреть твою рану. – Тон не терпит отлагательств, она брови слегка изогнет, вот только глядит не насмешливо, скорее с осторожностью. – И не надейся, что я уйду. Твоя сестра поступила бы так же, поэтому лучше помоги мне снять с тебя футболку, она вся испорчена.

Девушка перед ним на колени опустится, клинок свой достанет, тихо имя ангельское шепнет. Лезвие светом на миг озарится, она улыбнется загадочно, за край одежды потянет, да разрежет тонкую ткань, чтобы не вынуждать его руки поднимать, да через голову стаскивать. Лишние движения могли лишь больше боли причинить. И хоть она помнила, что Себастьян из ее мира к боли привык, да сомневалась, что Джонатан из другого мира так же прошел курс подготовки юного демона под руководством Валентина.

- Расскажи мне о своей семье. Я похожа на твою Клэри? И мама… Она жива?

Кларисса говорит, вопросами засыпать пытается, отвлечь от боли, которая вполне может его беспокоить. Она ладошками ему на грудь надавит, лечь вынудит, да только сейчас, прикоснувшись к обнаженной коже, внимание обратит на то, что горячая она, едва ли обжигающая, и дыхание сбивается, сердечко под тонкими девичьими пальцами ритм свой ускоряет.
Клэри дыхание задержит на мгновение; растеряется; она подумать не могла, что от портала станет все только хуже. Магнус как-то говорил, что раненых опасно таким образом транспортировать; в некоторых случаях перемещение может убить; и убило бы, будь на месте Джонатана кто-то другой, более слабый. И она оставляет его на мгновение, по коридорам пустым несется, ванну разыскивает. Край своей футболки оторвет, водой холодной намочит; в кухне и тазик небольшой обнаружится, совсем маленький, больше на миску похожий; она и туда воды наберет, позволив крану чихнуть пару раз, дождавшись, когда стечет ржавчина вся.

О том, что творится в Институте, ей хотелось не думать.

Охотники наверняка с ног сбились, разыскивая Клариссу, и она при помощи рун сообщение Джейсу отправляет, сообщив что нашла след к зеркалу, но вернется в Институт не раньше следующего дня; с ней все в порядке и беспокоиться не о чем.
Она на миг замрет, прислонившись к холодной стене; дыхание переводит, миска в руке подрагивает, а в голове бьется одна мысль: что она здесь делает? Разве не должна она сдать его Институту, или же просто уйти, до убежища доставив. Но совесть напомнит о себе, Кларисса моргнет пару раз, да путь свой продолжит.

Она вернется обратно в комнату, ежась от легкого холода, да взгляд на камин потухший бросая. Разжигать сейчас его времени совсем не было, необходимо было рану очистить, да яд демонический убрать, пока не стало слишком поздно.

- Как ты себя чувствуешь?

Голос звучит настороженно, она кусает губу, да оторванный край футболки в воде промокает, к ране подносит; трет аккуратно, яд с кровью стирая.

- Может пощиплет немного. У тебя есть бинты, или что-то подходящее? Я должна перевязать рану, чтобы инфекция не попала.

Ее взгляд упрямо смотрит на нефилима, она губы подожмет, да занятие свое не оставит, проворачивая в голове вопросы новые; такие, которые не дадут ему уснуть, позволят сохранить ясность ума, и не уйти в забытье. Слишком рискованно, и хотя в некоторых случаях сон – лучшее лекарство, то сейчас наступил тот момент, который можно было считать исключением.

Отредактировано Clary Fray (2018-01-10 08:50:14)

Ее руки медленно исследуют поверхность его кожи; аккуратно стирая кровь, да раны очищая от яда, что еще не успел проникнуть в кровь. Она не могла полностью избавить его организм от отравы, но могла предупредить попадание большего количества яда. Кларисса понимала, что на лечение нужно время, но времени у нее было не так много. В Институте могли начать беспокоиться, и не смотря на ее сообщение, она не сомневалась, что в скором времени ее начнут искать. По-хорошему, девушка должна была бы уйти, но совесть останавливала, разум твердил, что нельзя оставлять его одного в таком состоянии, необходимо проследить, что Джонатану более ничего не угрожает. И девушка к сумке подходит, аптечку достает, стараясь особо не рыться в чужих вещах, не заглядывать дальше, чем положено.

Будь ситуация иной, она бы уже отвела брата в Институт, а лучше к Магнусу, ибо маг знает, как излечить подобные раны; он бы помог, если бы только не знал, кто такой Джонатан. Но в ее мире все было устроено так, что даже при отчаянных попытках доказать правду, никто бы не поверил в то, что этот Джонатан вовсе не психопат Себастьян из их мира; что этот юноша совершенно на него не похож.
Кларисса много об этом думала, и много раз сегодня уже успела пожалеть о своей импульсивности, желании докопаться до истины самостоятельно; она поступала не логично, скрывая правду от остальных, и возможно даже рисковала собственной безопасностью, но что-то в этом другом Джонатане вызывало в ней смешанные чувства, она не могла просто пойти и сдать его, обмануть доверие; он казался другим, и от того желание узнать его мир становилось все нестерпимее.

Да только Кларисса жестоко ошиблась, когда решила, что в его мире царит идиллия и покой в семье; что там, за тонкой гранью, разделяющей миры, его ждет любящая сестра, возможно даже мать, что переживают и волнуются, места себе не находят, пока Джонатан рискует собой здесь.

Кларисса жестоко обманулась, представляя его мир через призму розовых очков.

В том мире все было иначе; и она замрет, волоски на затылке едва ли не дыбом встанут, и взгляд удивленно скользнет от ран, да к лицу сместится. Не обманывает, даже следов шутки не видно в глазах, и она поверит в эти слова о жестокости ее двойника; поверит, да принять откажется, головой едва мотнув, брови нахмурив.
Ей было трудно представить мир, в котором не было бы мамы, что читала сказки перед сном; не было бы Саймона, с которым они играли в игры, представляли себя героями комиксов, и часто смеялись; мир, в котором она бы не знала Джейса, - ее Джейса, - и была бы полностью предана жестокому деспоту Валентину. Этот мир казался нереальным, будто бы вселенная была не в настроении, и просто выплюнула подобие реального мира так, забавы ради, смешав все, перевернув едва ли не с ног на голову. Благо, что Клэри кровью демона не одарила, за что Фрэй была отчасти благодарна.

Кларисса была ангелом, и даже в своем настоящем брате старалась найти что-то хорошее; до тех моментов, пока не решила, что уже поздно; и потому ей было тяжело представить, что та, другая Клэри, всерьез бы ненавидела брата, желала его смерти.

- Это ужасно. Мне жаль. Я думала, что в твоем мире мы брат и сестра; настоящие.

Кларисса сминает пальчиками край бинта, губу закусывает, замирает на мгновение. Мысли в ее голове никак не могут уложиться, выстроиться в единый ряд, да порядок навести в сознании; она буквально тонула в каше из собственных сомнений и противоречий, делая глубокий вдох, и прикладывая бинт к ране.

- Знаешь, я думаю что все это лишь влияние Валентина. Если мы с ней хоть немного похожи, не внешне, нет, то все ее слова лишь маска, которую она вынуждена носить. Сомневаюсь, что она действительно жаждет твоей смерти, ведь ты ее брат, кровь от крови, и мне кажется, что ты мог бы попытаться спасти ее.

Она говорит, а сама руками обматывает тело Джонатана, вынуждая его то приподняться немного, чтобы ей удобнее было протащить бинт под спиной, то укладывая юношу обратно на матрасы, поправляя края бинта, и наконец завязывая узел. 
Но не спешит, руки задерживает, ведет пальчиками по белоснежной материи, слегка наклонится ближе, и улыбнется, взгляд поднимая на лицо Джонатана. Из всех предположений в мире, весть о том, что его воспитал Магнус – была самой невероятной.

- Теперь понятно, откуда эта страсть к украшениям.

Она едва брови вздернет, ухмыльнется, да на серьгу в ухе взгляд переведет, выпрямляясь и позволяя брату достать телефон из кармана. Пожалуй, это была еще одна вещь, которая отличала ее Джонатана, от пришельца из другого мира. Ее Джонатан не прокалывал уши, да не улыбался так; не вспоминал с теплотой в голосе о своей семье, и вообще был насквозь пропитан ложным образом, что в момент, когда его внешность раскрылась, ей стало сложно осознать, где был обман, а где реальность. Себастьян из ее мира был ласков, учтив, вежлив, и в какой-то момент Клэри поймала себя на мысли, что он ею увлечен; но когда он сжимал ее горло, впивался пальчиками в тонкую шейку, она не видела более в тех глазах ласки, лишь отчаянную ярость, и какие-то еще неизвестные ей чувства, которые двигали братом, подталкивали на совершение всех этих деяний.

Ее Джонатан был жесток, другой же… Позволил на миг прикоснуться к своей жизни, погрузиться в чужой мир, взглянуть будто бы за кулисы, на миг осознать, что все может быть не так, как она привыкла.

На том видео он играл; она сразу узнала произведение, глупо было бы спутать Бетховена с кем-то другим, он всегда отличался особым стилем, что проникал прямо в душу; как сейчас музыка, что лилась из записи в телефоне, но затрагивала самую суть Клариссы, вынуждая замереть неподвижно, дыхание задержать, да взгляд не отрывать от картины, что открывалась ее глазам. Мир, в котором она была злом, лишенная всего этого очарования, да только Джонатан играл, погруженный в музыку, а Изабель рукой махала, и было так странно, так непривычно видеть родных людей, и в то же время не узнавать никого. Словно смотришь на кадры из прошлого, понимаешь, что все это тебе знакомо, но на самом деле существует лишь где-то в воображении. Как жизнь, которая снится под покровом ночи, но ты неизменно считаешь ее реальной.

Клэри улыбается, желает воспроизвести запись вновь, но понимает, что это будет выглядеть слишком странно, и потому пальцем проводит влево, листает дальше, и улыбается шире, с головой погружаясь в чужую жизнь.
Снимки на миг уносят ее в иную реальность, и она буквально слышит звонкий смех Иззи, да звуки музыки; не видит, но знает, что все взгляды устремлены на двух нефилимов, что на барной стойке танцуют; замечает на одной фотке силуэт Джейса, и сердце сжимается. Клэри из того мира лишена этого всего, сама не осознает, что потеряла, и если бы брат смог ее спасти, возможно история бы повторилась, нити судеб переплелись бы воедино, и та, другая Клэри, так же, как и она сама, обрела бы свою любовь в лице Джейса, и тогда в следующий раз на снимках было бы больше счастливых лиц.

Но Кларисса держит мысли при себе; медленно листает фотографии, и, казалось бы, что ее сознание покинуло тело; она эфемерно парит где-то в другом мире, да только в себя приходит слишком внезапно, когда длинные пальцы телефон из ее рук вырывают; и взгляд глядит так удивленно, но она все же улыбается.
Собирается сказать что-то, да слишком вопросов много. Ей бы расспросить о том, другом Джейсе, да узнать, на сколько брат близок с Иззи; встречается ли Магнус с Алеком, и что известно Джонатану о Люке; вампир ли Саймон, или они вообще не встречали его в том мире. Она внезапно осознает, что хотела бы попасть в тот мир, прикоснуться к нему физически, ощутить на себе дуновение ветра, и атмосферу, что царит в окружении этих людей. Но понимает, что это не реально, ведь путешествия между мирами опасны, и она не может с уверенностью сказать, что ее там ждет. Она не может просто появиться посреди праздника, и заявить, что она Клэри из другого мира; так же, как не мог и Джонатан обратиться за помощью к тем, с кем был близок в своем мире. Но она могла оставить хорошие воспоминания о себе здесь, отнестись к Джонатану как сестра, которой у него никогда не было, и возможно, что тогда он решит все же спасти ту Клариссу, вразумить ее, перетянуть на свою сторону.

Да только взгляд невольно задерживается на его груди, она следит за тем, как перекатываются мышцы под тонким слоем кожи, дыхание затаив и замерев, подобно мышке, пока брат поднимается с постели и идет к камину. Она губы в миг пересохшие облизнет, да глаза на мгновение прикроет, дыхание восстанавливая, и веля сердечку успокоиться.

В свете огня Джонатан выглядел как кто-то нереальный, она невольно залюбовалась собственным братом, да взгляд тут же отвела, стену темную нашла более интересной. Тени загадочно пляшут на стене, образ брата приобретает для Клариссы несколько иное значение, но она все равно не смотрит на него, слова подбирает для ответа, да мысленно напоминает о том, что он ее брат, и он здесь временно.
У них договоренность, и она должна была ее выполнить; поможет ему с миссией, да ручкой на прощание помашет, забывая как сон, что навсегда останется в душе горьким осадком.

- Ты… - Она выдохнет, сцепляя руки на коленях в замок; так и не поднимется с пола, по-прежнему будет сидеть, ноги под себя подвернув, и взглядом цепляясь за тени, слова подбирая правильные, да не находя ничего лучше, чем сказать правду. – Это так странно, - взгляд лишь на миг вернется к Джонатану, она губы облизнет, улыбаясь едва уловимо, - говорить тебе и о тебе.

Она ловит себя на внезапной вспышке легкой боли, - ногти впились в кожу на руке, - руки расцепляет, да с колен поднимается, не обращая внимание на то, что запачкала штаны, и к камину подходит, холодные ладони к огню тянет, тепла ищет обжигающего.

- Не я всадила клинок в его сердце, но я была той, кто позволил этому случиться. Он чуть не убил Макса, младшего брата Изабель и Алека, пытался украсть зеркало, что мы все приняли за Зеркало Смерти, и… и я не знаю, жива ли Дот. Джейс говорит, что жива, но… мой Джонатан, он непредсказуем, в этом мире он психопат, одержимый безумными идеями, следующий тенью за Валентином, мечтающий поработить весь мир, или что-то вроде того.

Она плечиками неопределенно передергивает, оборачивается к брату, спиной к камину прислоняется, купаясь в тепле, согреваясь.

- Когда мы отправились на его поиски, он натравил на нас целую толпу отреченных. Там были и женщины, и священник, он создал забавы ради, чтобы нас задержать. Обрек невинных людей на страдания, и смерть. – Она руки на груди складывает, взглядом скользит по телу брата, к лицу глаза поднимает; улыбка кривая губ касается. – Ты совсем на него не похож. Ты другой. Возможно, если бы не Валентин, то я могла бы спасти брата, но после всего того, что он совершил, мне показалось, что уже слишком поздно.

Клэри губу едва прикусывает, замолкает. Говорить о брате тяжело, она слишком долго о нем думала, слишком долго жила с мыслью, что может его спасти, обрести настоящую семью; и она слишком быстро его потеряла, по своей же вине, позволила Джейсу убить его да в реку тело скинуть. И сейчас мучилась угрызениями то ли совести, то ли просто жалела саму себя, и разбитые надежды, что осколками стекла под ногами хрустели.
И слезы снова начнут скапливаться в уголках глаз; это уже вошло в привычку, хотя Фрэй корила себя за каждую слезинку, что пролила как от жалости к себе, так и от скорби по брату, образ которого сама себе в голове придумала.

- Извини.

Она отвернется, отойдет от камина, чашу с водой подхватит, да в ванну слишком стремительно направится, губы кусая до боли; отрезвляя, позволяя слезам из глаз брызнуть лишь в тот момент, когда дверь ванной за нею закроется, отрезая от остального мира. Она в раковину руками упрется, глаза зажмурит, да дыхание сбитое восстановить попытается, сердечко успокоить, и мысли, что вихрем в голове кружились, по полочкам рассортировывать начнет.
Кадры из другой жизни ее брата представали перед глазами, пальцы сильнее сдавливали край раковины; она совершенно не была готова к тому, что жизнь ее брата окажется столь… недоступной для нее; недоступной, но не менее желанной, и от того становилось еще больнее. Один лишь факт бился на краю сознания: даже в том мире они не были с братом вместе, словно это судьба у них такая - порознь существовать. И если его жизнь наполнена красками, любовью и заботой о близких, то жизнь другой Клэри врядли можно было бы назвать счастливой. По крайней мере Фрэй была убеждена, что та сестра Джонатана наверняка не имеет друзей, не умеет смеяться, и существует лишь под гнетом Валентина, забывая о том, что в ней кровь ангела, а вовсе не дьявола.

Охотница на лицо водой ледяной брызгает, умывается, пытаясь смыть с себя следы недавней истерики, да только глаза все равно едва опухшие, она даже без зеркала это чувствует, но в любой момент готовая списать это на нехватку сна; на усталость.
Она в комнату тихо возвращается, в дверном проеме замирает, ближе подходить не спешит, да в тени скрывается, в полумраке.

- Зачем ты пришел сюда, Джонатан? Что именно ты найти пытаешься?

Соблюдать дистанцию, оставаясь в тени, было проще; задвинуть на задний план все вопросы о другом мире оказалось сложнее, но Клэри тему сменить поспешила, чтобы отвлечься, занять брата разговором о деле, да не затрагивая темы живые, личные, что сблизить могли бы не так, как положено.

Отредактировано Clary Fray (2018-01-15 06:17:02)

Mister Sandman, bring me a dream
Make him the cutest that I've ever seen

Она должна была уйти.
Развернуться, открыть портал, и покинуть этот дом навсегда, не слушая все эти слова, к Джейсу возвращаясь, к Иззи. Возвращаясь к друзьям, и той жизни, которая была у нее до появления в ней Джонатана из другого мира. Она невольно о Себастьяне подумала, вспомнила каким он был, и снова усомнилась в правильности своих действий, предположила, что все могло бы быть иначе, вот только… Она еще помнила, как его пальцы горло ее сжимали, и сомнения в душе разрастались подобно сорняку.
Она пыталась помочь Джонатану, вроде бы вину перед своим братом искупая, но испытывая неведомую тягу к этому знакомому_незнакомому юноше, что стоял перед ней в свете огня; и улыбка кривая его лицо искажала, слова били по щекам, отступить в тень вынуждая.

Слезы в уголках глаз соберутся, и она губы от обиды подожмет, кулачки сожмет, да подбородок вздернет, словно с вызовом смотреть на него решится, точку зрения свою отстоять подумает, да все равно промолчит.
Обида тугим комом в груди скатывается, к горлу подкатывает, и Клэри мысленно спорить начинает, оправдываться. Не такая уж она тепличная девочка, он совершенно ее не знает, и она понятия не имела, с чего вдруг такие предположения на ее счет, ведь ему не известно, сколько боли она сама вынесла. В ее понимании она слишком много всего перенесла, и дело было не только в смерти матери, но и в разочаровании, предательстве, и тот период, когда Кларисса каждый день видела Джейса, но запрещала себе любить его, ведь братом считала, подойти не могла, коснуться, лишь в воспоминаниях все те моменты согревала, ладошками на краю сознания удерживала, да жила с этой тупой болью в сердце, улыбалась как ни в чем не бывало, даже с Саймоном отношения попробовать попыталась; увлекалась всерьез.

И в его устах все звучит куда проще, ведь так легко было обвинить кого-то, повесить всю вину на другого. И Кларисса лишь молчала, обидой съедаемая изнутри, да пустотой сердце заполняя. Она позволила себе поверить ему на какое-то мгновение, помощь оказала, стать ближе к его миру стремилась, но сейчас лишь взглядом следит за каплями крови; даже не дернется в его сторону, когда он клинок достанет, да по ладони своей проведет.
Она лишь голову склоняет едва на бок, вдох делает, и сквозь пелену слез смотрит, ощущая в горле ком надежд разбитых, разочарование, что по венам растекалось. Она не обращает внимание на холод, что мурашками по спине ползет, и ей совершенно не важно, что разговор этот выходит вовсе не таким, каким она себе его представить бы хотела; и вопрос ее без ответа так и повиснет в воздухе, а она дыхание задержит, нахмурится в недоумении; вспоминая.

Тянулся ли ее брат к ней?

Она вдыхает резко, замирая, глаза на миг прикроет. Можно ли было назвать тот поцелуй следствием притяжения Джонатана к ней? Она сама до сих пор гадала, почему он поцеловал ее, ведь знал же, что она его сестра. До сих пор вопросом задавалась, почему он симпатию к ней проявлял, вроде бы другом хотел быть, но она помнила и приглашение, и заботу, что он проявлял, и тот внезапный порыв, слишком резкий, когда его губы ее губ коснулись, лицо в мягкости ладоней утонуло, но она не ответила на поцелуй в тот момент, удивилась лишь, неловкость испытала, и на нервы списать все поспешила. Они все в тот момент были напряжены, а Кларисса еще и расстроена.

Она пыталась вспомнить о каждом моменте, когда они с Себастьяном оставались одни, и даже в тот момент, когда она догнала его на выходе из Института; даже в тот момент, когда его пальцы ее горло сжали, она не видела ничего, кроме слез в его глазах, и чего-то еще, сокрытого в глубине. Она первая напала на него, и лишь сейчас, с каждым словом другого Джонатана понимала, что ошибку совершила. Он не спешил причинять ей боль; он был так же изранен Валентином, но он определенно тянулся к ней как брат, искал в ней тепло, которое она не могла дать, ведь совсем его не знала, за другого приняла, да на расстоянии держать пообещала.
И сейчас в мыслях путалась, в предположениях терялась; сомнениями раздираемая изнутри, пытаясь мысли связать воедино, но запутываясь в этой паутине лишь еще сильнее. Для этого Джонатана она была никем, хоть и походила внешне на его сестру, да все равно отличие от нее имела; а сама к нему потянулась, почувствовала это, но сейчас выходило же, что он о ней совершенно не того мнения, какое она сама себе нафантазировала.

Он судил о ней по тем поступкам, которые она совершила ввиду необходимости, но ей же кричать хотелось, подойти к нему и ударить, доказать что он не прав, и что она всегда любила брата, но тот Себастьян сам виноват, что отказался от ее предложения помощи, он сам не пошел с ней, выбрал сторону Валентина, и не Джонатану теперь судить ее поступки, не ему говорить о том, что она совершила, а что не совершила; и она лишь молчала, да сердечко ритм ускорило, дыхание участилось от злости и несправедливости.
Ему было проще, ведь он пришел из другого мира; из мира, где его сестра убить его обещала при встрече; и теперь высказывает в лицо Клариссе слова, о которых даже понятия не имеет, не знает о том, какой была ее жизнь, какой была жизнь Себастьяна, лишь на ее малочисленные факты опирается, да выводы ложные делает.

И это злит; да становится все обиднее, она едва сдерживается, чтобы слезы по щекам злые не пустить, не развернуться и дверью хлопнуть. На месте продолжает стоять, ведь обещала же помочь, обещала не оставить его одного; заботу проявить, доказать, что она гораздо лучше, чем он считает.
Но только у Джонатана свои идеи на этот счет, он убираться ей велит, да от помощи отказывается.

Эти слова бьют под дых, она рот подобно рыбе раскроет, закроет, пытаясь кислород поймать, да вдох сделать. Легкие словно работать перестанут, сбой дадут, и она пустоту в душе ощутит, покалывание на кончиках пальцев; словно в пространстве затеряется, совершенно не ожидавшая подобного поворота, да замрет, не зная, что делать дальше. Тело подчиниться откажется, Кларисса губы сожмет в тонкую линию, слезам позволит по щекам скатиться, тяжелыми каплями с подбородка срываясь, да простоит так еще с мгновение, все же находя в себе силы, чтобы стило достать, дрожащей рукой руну вывести.

- Пожалуйста.

Слова ядовитым шепотом с губ сорвутся, она в портал шагнет, позволяя вихрю золотому унести себя как можно дальше от брата, но только из мыслей его стереть так и не сможет.

▪ ▪ ▪ ▪ ▪ ▪

Give him the word that I'm not a rover
Then tell him that his lonesome nights are over

Было не сложно с головой погрузиться в тайну Зеркала Смерти, загоняя себя его поисками, постоянно находясь в компании Джейса или Изабель, да не позволяя сознанию барьеры разрушить, впустить в голову воспоминания о брате. Она тренировалась до тех пор, пока без сил не падала на кровать; она с остервенением листала страницы книг, пытаясь найти хоть какое-то упоминание о первом призыве ангела, по долгу ходила вдоль книжных полок, картины рассматривала да карты изучала, пока в один момент разгадка сама не пришла к ней в голову.

Фрэй с головой погружается, цели новой полностью отдается, да на Джейса глазами влюбленными смотрит, руки его невесомо касается, и без оглядки в портал прыгает, что к озеру приведет. Она прилив нежности ощутит, когда он скажет, что любит ее, да только горечь и боль все прочие чувства смоют, в злости ее утопят, и она Валентина убьет, клинок в тело его снова и снова вгоняя, отдаваясь ярости без остатка, позволяя в сознание тьме прорваться; и даже в тот момент о Джонатане не вспомнит.
Не вспомнит и позднее, когда желание свое ангелу озвучит, да губы Джейса ощутит, прильнет сильнее, куртку его в своих руках сожмет, словно потерять боится, или же проснуться.
Она не будет вспоминать о брате еще какое-то время, прежде чем не поднесет второй бокал шампанского к губам, не услышит тихий разговор Магнуса с каким-то другим магом; краем уха не уловит имя девочки знакомой.

И в сознание тут же успокаивающий голос ворвется, разрушит все стены, что она воздвигла вокруг его имени, да словно наяву Клэри услышит, как Джонатан к Кристине обращается, и голос его ласков, словно девочка дорога ему в самом деле. Охотница замрет с бокалом шампанского в руке, ладонью о барную стойку обопрется, дабы не упасть, да стоять так продолжит, пока картины из прошлого перед глазами пляшут.

Она помнила, каким ласковым он был с нежитью, и этот образ вовсе не вязался со всеми его жестокими словами; вовсе не вязался с убеждением, будто бы между ним и Себастьяном нет разницы. Себастьян убил бы девочку, и дело было не только в том, что воспитание у двух юношей было разное, но так же дело было в том, что Себастьян совершенно иначе смотрел на мир, нежели Джонатан. Ее брат мечтал лишь о порабощении всего мира, Джонатан же близким помочь стремился, иначе зачем еще ему отправляться в другой мир?

Кларисса взглядом встревоженный взгляд Иззи вылавливает, и улыбается, словно сообщая, что с ней все в порядке; а сама в этот момент вспоминает кадры с телефона, на которых Иззи с Джонатаном, и он смеется, - они оба смеются, - и вновь она разницу между двумя юношами видит, сама себя же укоряет за мысли поспешные, да все равно остановиться не может.
На кухню проходит, на скоро в контейнер еду складывает, и в пакет упаковывает. Даже если он уже ушел, она все равно придет в тот дом, убедится, что это все не было сном, и лишь после этого поймет, что делать дальше.

Кларисса незаметно через заднюю дверь выскользнет, за угол отбежит, и портал откроет; замнется лишь на мгновение, на здание ресторана оглянется, губу в нерешительности закусит, но затем вдох сделает глубокий, глаза закроет, и в следующий момент на другом конце города выйдет, окутанная темнотой и холодом помещения.
Она к камину пройдет, каблуками тихо по полу постукивая, да поставит на полку пакет с едой китайской; на корточки опустится, огонь зажигая, совсем как Джонатан когда-то; вроде бы давно, но на самом деле недавно.
Она взглядом комнату обводит, наличие сумки отмечает, да напряженно выдыхает, когда осознает, что без спроса проникла в чужой дом, и что брат будет отнюдь не в восторге от ее появления.

И девушка замирает нерешительно, на звук лишь обернувшись, да взгляд его холодный встречая. Слова снова возвращают в ту ночь, когда она бежала отсюда, оскорбленная, обиженная, слезами захлебываясь, да задыхаясь в истерике. Слова напоминают, как она в ярости стул в своей спальне пнула, как сломала мизинец о ножку кровати, и губу от внезапной вспышки боли прокусила; слова возвращают ее к тому периоду, когда она барьеры вокруг его имени выстраивала, да изнуряла себя тренировками, чтобы обиду в сердце заглушить.
И вот сейчас он снова напоминает ей об этом, ведет себя с ней так, словно она совершенно для него чужая, - а разве не так?, - да только помнит она и другую сторону, желание ударить его сдерживает; не огрызается, хотя оскорбленное, снова, сознание требует, алкоголем подгоняемое.

- Я хочу сказать спасибо за Кристину. – Она смотрит с вызовом, давая понять, что не отступится; а он в ответ лишь заявляет, что не ради нее это сделал, да только она прерывает его, шаг навстречу делает. – В моем мире за хороший поступок благодарить принято вне зависимости от того, ради чего ты его совершил, Джонатан. – Ее взгляд лишь на мгновение гневом полыхнет, а в голове предположение возникнет, что она будто бы с ребенком капризным договаривается. – Это вежливость. – Снова шаг. – Элементарная. Понимаешь?

Она остановится, головой едва качнет, да руки на груди сложит. В тот момент, когда Клэри из ресторана уходила, то даже не подумала о куртке, так и оставшись в платье легком, и сейчас легкую дрожь от холода ощущала; от холода, или же от ощущения, словно взгляд его пристальный проникает под кожу, будто бы душу наизнанку выворачивает.
Она отворачивается, к камину подходит, на брата больше не смотрит; видеть в его глазах весь этот лед и недовольство совсем не желает, и возможно, что даже жалеть начинает, что сама к нему заявилась.

- Мы нашли Зеркало Смерти. И Валентин теперь мертв. Я убила его. Но, пожалуйста, – она оборачивается лишь на миг, криво улыбается, - избавь меня от нотаций на тему того, какая я тепличная и никчемная, раз не дала нашему отцу еще один шанс.

Слова сарказмом сами с губ срываются, и Кларисса отворачивается, ладони к огню тянет, да губу закусывает, внезапный смех сдержать пытается. Сама себе нелепой кажется, винит во всем шампанское, и снова спрашивает себя мысленно, зачем конкретно она пришла. Поблагодарить собиралась, узнать об успехах в его миссии, а в итоге зачем-то об оскорблениях напомнила, дала понять, что все таки обижена, но слезы лить больше не станет.

Отредактировано Clary Fray (2018-01-16 13:34:16)

Все думают по-разному, поэтому добиться взаимопонимания сложно.

В мире Клэри Фрэй редко встречались серые цвета. Еще до рождения мама лишила ее семьи, не попыталась понять действия отца, предпочла сбежать от зла, что Валентином зовется; и врала затем, воспоминания отбирала снова и снова. Когда Клэри стала старше, и познакомилась с сумеречным миром, то и здесь все вокруг было поделено на черное и белое: демоны и Круг с одной стороны, охотники – с другой. Лишь нежить она могла отнести к нейтральной стороне, что периодически мечется от одного, к другому. Нежить, которую они вроде как должны были защитить от Валентина, а в последствии и от Джонатана. Жалела ли себя Фрэй, когда убила отца? Она жалела лишь о разбитых мечтах девочки, что некогда верила в добро, и его победу над злом. Но в последствии, став свидетельницей всех преступлений, что совершил Валентин, ей уже было не важно то, что он ее отцом является, биологическим; она видела лишь перед собой угрозу, человека, что стал причиной всех ее бед и потерь, стал причиной того, что ее брат вырос демоном, лишенным ласки материнских рук. Ей внушали слишком долго; и она подобно овечке шла за остальным стадом, проникаясь общими идеями, да вопросы не задавая, убежденная, что все то, что они делают, лишь ради общего блага.

Впрочем, Клэри и сейчас от своих слов не отказывалась, лишь надеялась, что воспоминания о последних днях слишком быстро уйдут из ее головы, и она сможет заменить их новыми.
Не такими, в которых встречает своего другого брата, и снова от обиды едва не захлебывается; но совершенно иными, в которых она будет счастлива, вместе с Джейсом находиться как можно дальше от Института, или же вместе на миссии выходить, спину друг друга прикрывая.

Но нечто противоречивое, что в душе сидело, все равно не давало покоя, влекло и тянуло в дом этот одинокий; вынуждало уйти от Джейса, и возможно это было шампанское, а возможно просто желание снова его увидеть.
Да только она и сама не знала, на какой прием ей рассчитывать; образ совсем иной в голове хранила, да сейчас лишь, глядя на танцующее пламя, губы поджимает, усмехается и глаза закатывает.

Ну конечно, она знала, что ему было знакомо чувство бла-го-дар-но-сти, ведь он совсем недавно проявил его в полной мере, оскорбляя ее, да требуя уйти; после того, как она его едва ли с того света не вытащила. Клэри и не осознавала, как на самом деле сильно обижена, до сих пор обижена, и ничуть не жалела, что, не смотря на отсутствие благодарности с его стороны, все равно перед уходом произнесла ядовитое «пожалуйста». И сейчас лишь усмехалась криво, иронично брови вздергивая, да смотреть на него отказываясь. Каждый останется при своей правде, да и она сюда не за тем пришла, чтобы благодарности от него требовать, - сейчас это ей уже было не нужно, - а за тем, чтобы увидеть, убедиться, что он в порядке, да саму себя снова обманывать начать, ложные предлоги придумывая.

Она взгляд на него поднимает, бокал из рук примет, мгновенно пальцев коснется, но тут же руку одернет, не глядя на юношу; дыхание задержит, выдохнет, пальчиками бокал сжимая, да на янтарную жидкость взгляд опуская, что в бокале плещется, свет огня отражает, словно издевается, дразнит.

И Клэри спиной к камину прислонится, плечами пожмет, бокал к губам поднесет, да глоток небольшой сделает, горло обжигая крепостью, огнем по телу растекаясь, по венам сталью расплавленной. И она зажмурится на мгновение, сморщится, не привыкшая к такой крепости напитков, бокал еще сильнее сожмет, да в сторону брата голову повернет, за действиями проследит бегло, фокусируя взгляд лишь на ранении, запрещая себе с интересом его тело осматривать, да мысли в голову пускать странные.
Но она все равно невольно начинает его с Джейсом сравнивать; отмечает сходство и различия, замечает, что брат гораздо худее ее возлюбленного, но все равно подсознательно находит его привлекательным, да по щекам себя мысленно бьет, на бокал с виски снова взгляд бросает. Ей не стоило принимать выпивку, не стоило глоток делать, и дальше пить уж точно нельзя было, если она не хотела остаться в этом доме, упасть без памяти где-то в углу, и наутро проснуться с тяжестью в голове, и на душе.
Она должна была перестать пялиться на Джонатана, губу еще сильнее закусить, с надеждами на то, что легкая вспышка боли отрезвит; и мысленно имя Джейса повторить, его образ перед глазами вырисовывая, и понимая, что уходить надо, в ресторан возвращаться; к друзьям, к Иззи, и к Джейсу, которому она еще столько всего сказать должна, рядом быть не только днем, но и ночью.

И сейчас она должна была, просто обязана, уйти, но ноги не слушались, тело отказывалось подчиняться, и сознание лишь тихо посмеивалось над комичностью всей ситуации. Может быть она из тех девушек, которых тянет ко всему холодному и запретному? Но это же брат ее, и она могла списать свое поведение лишь на желание узнать его; на глупое родственное чувство не оставлять одного, вроде как сестра же должна быть всегда рядом.

Глупая.

- Я еду принесла, на случай, если ты голоден.

Она поворачивается к Джонатану всем телом, плечом облокачивается на камин, голову чуть в бок наклоняет, словно бы его жест повторяя. С чего он взял, что она на празднике была? Ее внешний вид выдает в ней торжество события, определенно, ведь в простые будни Кларисса не наряжается так, губы не красит, и волосы не накручивает. Она в будни не пьет, если только это не вечеринка у Магнуса, хотя поступки опрометчивые совершает вне зависимости от часа и дня текущего.

Девушка головой кивает на полку каминную, на пакет указывает, что одиноко стоит поверх слоя пыли, но сама к нему не тянется, не спешит на стол накрывать. Она здесь лишь гостья; гостья, которая забежала на минутку, и сама забыла, зачем; она уйдет уже скоро, не позволит себе задержаться дольше положенного. Но где же эти рамки указаны, сколько ей следует в обществе брата находиться? Где сказано, что ей приходить не следовало, и она уйти уже должна. Разве что на лице его недовольство играет, да только не гонит ведь прочь. Возможно надеется, что она сама догадается, не столь глупая же; догадается и в портал шагнет, в свою прежнюю жизнь возвращаясь.

А Клэри лишь дыхание задерживает, от шрамов Джонатана взгляд отвести не может, но вопросы все при себе держит, вспоминая, чем кончилась их последняя задушевная беседа. Ей гадко становится, она никогда не задумывалась над тем, что в действительности перенес ее брат, - из любого мира, - и как теперь выяснилось, что даже Джонатан, воспитанный Магнусом, не смог избежать жестокости Валентина. Она не стала спрашивать о том, был ли он в Эдоме, пытали ли его демоны, почему-то предпочла оставить этот вопрос, не влезать еще сильнее в душу, тем более что в голове у нее совсем другие вопросы зрели.

Она взглядом следит за его движениями, легкую дрожь по телу ощущая, но то ли от холода, то ли от мыслей собственных, что в голове вихрем кружатся. Она пришла сюда, сама не понимая зачем; думала, что поблагодарить за спасение Кристины хочет, но в итоге рассказала зачем-то о Валентине; думала, что оставит еду и уйдет, но зачем-то бокал в руках сжимает, второй глоток сделать не решается, да взгляда пристального с брата не сводит, его глаза ловит, да свои не отводит, так и смотрит, словно физически нить связывающую ощущая. И становится так не по себе от мыслей, что в голову закрадываются, когда она черты его лица более мягкими находит, плавный изгиб губ отмечает, и перед глазами вновь тот поцелуй с Себастьяном возникает, слова сами с губ срываются, словно в пропасть падают, точку не возврата переступают.

- Джонатан однажды поцеловал меня не как брат.

Она замолкает, позволяя ему укутать себя в плед, а сама надеется что ее тихий шепот был слишком неразборчивым, чтобы он не смог понять, что именно сказала Клэри, и каким тоном задумчивым это произнесла.
Она все же делает второй глоток виски, снова морщится, когда жидкость янтарная горло обжигает, но расслабляется, чувствуя, как греет алкоголь изнутри; на щеках румянец легкий выступит, зрачки расширятся в полумраке комнаты, да словно засияют, а она на колени опустится, натянет платье, ноги скрывая, и в плед сильнее укутается, к огню поближе пододвигаясь.
Девушка головой качает, улыбается, но дает себе еще несколько мгновений, чтобы слова в голове сформировать, не позволить себе сказать что-то лишнее, вроде фразы о том, что она хочет рядом с ним сейчас быть. Нет, подобное она внутри себя оставляет, не желая показывать брату того, что может привязаться, что ее тянет к нему чем-то неведомым, запретным, невозможным; да она сопротивляется всячески, вот только не совсем удачно.

- Я много думала над твоими словами. – Она делает еще один глоток виски, небольшой, да взгляд от огня не отводит, на брата смотреть не решается. – Ты пытался оправдать поступки моего брата, говорил о том, что если бы у него был бы кто-то, кто смог бы его сдержать, то он не стал бы таким. Хорошо. Я просила его пойти со мной, заботу предлагала, но он сам отказался. Он выбрал сторону Валентина, и возможно все сложилось бы иначе, если бы я была с ним рядом, но ему это не было нужно. Но, скажи мне, Джонатан, а спас ли ты Клариссу? – Она все же обернется к нему, губы в улыбке растянет. – Ведь у нее, как и у моего Джонатана, никого нет, кто мог бы ее направить, сдержать. И в ней кровь ангельская течет, она лишь под влиянием отца находится. Но ты… Ты лишь говоришь о том, что у тебя есть люди, которые сдерживают, и добавляешь, что она много зла совершила. Но почему же ты, упрекая меня, сам не спасаешь свою сестру? Ждешь, когда кто-то убьет ее, чтобы груз с твоих плеч снять? Или те твои люди против ее наличия в твоей жизни, и потому ты лишь вынужден молча смотреть на то, как она губит себя в жестокости? Или я не права, Джонатан? Судить других гораздо проще, чем судить себя, ибо по факту ты такой же, как и я. С той лишь разницей, что я хотя бы попыталась брату помощь предложить, а ты лишь о письмах с угрозами рассказал. – Она усмехается горько, с колен поднимается, бокал полупустой на каминную полку поставит. – Я тоже, наверное, никогда не пойму, почему ангелы не умеют прощать. Но мы хотя бы пытаемся, если думаем, что человек нам действительно дорог.

Она отходит от камина, плед с плеч снимает, да на кровать аккуратно складывает, будто бы время тянет, но на самом деле лишь сердечко неистовое унять пытается, дыхание восстановить пробует, и мысли непрошеные отогнать как можно дальше. Она не хочет уходить, вот совсем не хочет; но и оставаться у нее желания как такового нет, ей слишком неприятно терпеть грубость ее брата, его оскорбления да иронию, словно он понимает ее жизнь от и до, и имеет право за поступки осуждать, даже не понимая их истинных мотивов.
Она бы осталась, допила бы эту бутылку виски, возможно наговорила бы много всего лишнего о себе, и о мыслях своих; наверное, бы даже обняла брата, чтобы ощутить тепло его тела, и понять, какого это, когда у тебя действительно есть кто-то родной, плоть от плоти; но вместо этого Кларисса лишь от импровизированной кровати отойдет, руки от пледа отнимет, но все равно аромат брата продолжит чувствовать вокруг себя; да развернется к нему, руки на груди сцепляя.

- Ты был прав. Я считала тебя лучше своего Джонатана, но оказалось, что ты такой же, как он. Возможно, что хуже, ведь он хотя бы намерений своих не скрывал, и сразу дал понять, чего от своей сестры хочет. Ты же молча в стороне стоишь, и ждешь, когда кто-то убьет ее за тебя.

Она головой качает, и мимо проходит, портал не рисует демонстративно, а к парадной двери направляется, на улицу морозную выходит, воздух полной грудью свежий вдыхает, и улыбается едва уловимо, с горечью, но все же удовлетворенной себя чувствует, что высказала все, что на душе было. Она запрещала себе привязываться, привыкать к брату, и пыталась воспоминания о нем стереть, заменить их обидой, чтобы было не так больно потом от осознания, что он ушел, и не попрощался.

Not really sure how to feel about it
Something in the way you move
Makes me feel like
I can't live without you

Кларисса старалась не вспоминать о нем слишком часто.

Покидая тот дом, два года назад, она несколько минут стояла на улице, обхватив себя руками и подставляя лицо свежему воздуху, что волосы трепал в беспорядке порывами ветра, да пробирался в душу, мурашками по телу дрожь вызывая. Она стояла так, и улыбалась сама себе, ощущая в груди легкую печаль, но так скорее грустят о чем-то светлом, мимолетном; будто бы она завершила чтение книги, оставившей после себя легкий осадок, налет грусти, да осознание того, что прекрасная история завершена, и продолжение не предвидится.
Она все еще была обижена, но в тот момент старалась отнестись ко всему произошедшему лишь как к очередной ступени в ее жизни, которую она преодолела, и теперь должна была двигаться лишь вперед, погружаясь в свое настоящее.

Она вернется дней пять спустя. Не порталом перенесется, а придет пешком, позволяя себе несколько раз передумать, развернуться, но все же собирая силу воли в кулак, и двигаясь дальше. Замрет, с удивлением глядя на пепелище, что осталось от некогда старого дома, и злость ледяным потоком хлынет прямо в душу, сковывая сердце черными нитями былой обиды. Она пришла с целью прощение попросить, за слова свои резкие извиниться, да снова помощь предложить, понимая, что охотнику неуютно в этом чужом мире; но сейчас лишь губы поджимала, с яростью на остатки дома взирая, да осознавая, что ушел он, так и не сказав ей банального «прощай».
Она в раздражении мусорный бак пнет, да испарится в золотистом вихре портала, больше никогда не возвращаясь на эту улицу, где разбились остатки былой надежды.

Она забудет о Джонатане, но первые несколько дней-недель еще будет мучиться от недосказанности, проговаривать в своей голове диалоги; рассказывать о своей жизни, представляя, что он мог бы ее услышать. А затем успокоится вовсе, и ее жизнь войдет в привычную колею, где не будет глобальных угроз ни со стороны Валентина, ни со стороны Себастьяна, ведь они оба будут мертвы, и даже периодические атаки демонов не позволят выбить почву из под ног у Клариссы, не всколыхнут те отголоски памяти, что с братом могли ее связывать.

Они находились в Аликанте, готовясь отпраздновать годовщину со смерти Валентина, когда Мелиорн, присланный Королевой в качестве ее представителя, передал ей запечатанный конверт. Он не сказал, от кого послание, но Кларисса и сама догадалась, разозлившись еще сильнее. Испытала ли она в тот момент радость от послания? Нет, лишь злость и обиду на то, что он не смог сам ей письмо передать; словно в глаза стыдился посмотреть.
Возможно по этой причине, или же дело было в том, что Клэри просто не желала о нем вспоминать, но конверт она не вскрывала еще очень долго, и на какое-то время даже забыла о нем.

Ее жизнь была похожа на полосу препятствий, - в принципе, для нее это не стало открытием, - и терять близких она уже привыкла, да только смотреть на лучшего друга, и понимать, что он не помнит ничего, включая ее, было как-то ну… невыносимо, и даже поддержка Джейса не помогала, лишь Изабель могла понять Клариссу, ведь и она потеряла Саймона, хотя они и делали все для того, чтобы попытаться вернуть ему воспоминания. Лучший друг перестал быть вампиром, ангел помог им в этом, но возвращение Саймона к жизни смертной стоило ему всех воспоминаний о сумеречном мире, и принять это оказалось очень сложно.

Кларисса свое девятнадцатилетие отпраздновала, и на вечеринке у Магнуса пила виски, неосознанно, но от шампанского отказалась, выбрав янтарный бурбон. Лишь когда в ее руке оказался второй бокал, она вспомнила.
Вспомнила, как вот так же сжимала стекло в ладонях, словно согревала, да только в комнате другой находилась, в полумраке за танцующими тенями наблюдая. И вместо музыки громкой, да голосов веселых и нетрезвых, она слышала треск поленьев, и насмешливый голос человека, который давно стал для нее лишь воспоминанием; сумбурным, вроде бы и с обидой в голове засев, но в то же время с некой горечью.

И Кларисса алкоголю отдалась, а позже и губам Джейса, совершив наконец то, к чему они так долго стремились, но все оттягивали момент, ведь она считала, что не готова еще, или же просто подсознательно момент оттягивала, словно бы другого ждала.

Она по комнате в Институте ходит, вещи разбрасывает; из тумбочки все вышвыривает, складывает грудой посреди комнаты, да игнорирует стук в дверь, просит Джейса позже зайти, и действий своих не объясняет. Она в отчаянье шкаф пнет, и подпрыгнет, когда книга аккурат на макушку свалится, а за ней и конверт заветный, что искала она так долго и яростно.
Клэри руну отопрет, разорвет нетерпеливыми пальчиками бумагу, да на кровать опустится, одну ногу под себя подгибая. Ее взгляд строчки пожирает, губы повторяют каждое написанное слово; она вчитывается, запоминает, да улыбается сама себе. Перечитывает снова, слова отдельные вылавливая взглядом, на подушки откидываясь, на бок переворачиваясь, голову одной рукой подпирая. Перед глазами образ его встанет, но не тот ядовитый, от которого она все в мыслях избавиться пыталась, а другой, совершенно противоположный. И как бы он не утверждал в тот день, что между ними нет разницы, она все же видела различия буквально в каждом написанном слове, в каждой эмоции, и невольно не переставала сравнивать, вспоминая Себастьяна до того, как Джейс убил его, понимая, что ее настоящий брат никогда бы послания не оставил, да не выразил бы свои мысли, пусть и полагая, что они никогда больше не встретятся. Она вспоминала то видео, и фотографии с чужого телефона. Ее телефон тоже хранил фотографии, но на них были совсем иные кадры, где не присутствовало лицо улыбающегося брата, лишь ее близкие, да те, на которых можно было улыбку Джейса уловить.

Она рукой по постели проводит, ладонь натыкается на амулет, выпавший из конверта, и Клэри его к глазам подносит, осматривает, улыбается мимолетно, да на шею вешает. Она не чувствует ни подвоха, ни чего-то еще, что могло бы ей навредить; и амулет под одеждой прячет, не желает вопросы ненужные вызвать.
В душе эмоции странные скапливаются, она слова в голове прокручивает, понять пытается. Не известно Клариссе, что именно брат ввиду имеет, о свете ее говоря, и о том, что удержать хотел бы рядом. Она невольно снова о Себастьяне думает, и кажется на мгновение, что Джонатан его взгляды разделять может, но Клэри весь этот бред романтический из головы выбрасывает, да запрещает вообще о Джонатане вспоминать, ведь он ушел навсегда, и ее Себастьян мертв; она должна забыть о его поцелуе, и словах, которые он произносил, горло охотницы сжимая в Институте.

Но все равно некоторыми ночами ей снятся его глаза, тот дом заброшенный, и ее руки, что кожи его касались, да бинтами обматывали.

В такие ночи она просыпалась, и потом подолгу уснуть не могла, сидя на подоконнике, и едва дыша, боясь потревожить Джейса. Она с улыбкой на возлюбленного глядит, вспоминает, как периодические совместные ночи переросли в то, что он вещи свои перенес в ее комнату, и теперь по мимо ее недописанных картин, его клинки были повсюду; но она признать могла, что рисовать любила, в рубашку его укутанная, пока он поцелуями отвлекал, или же в краске измазать так и стремился, после в душ затаскивая, где стирались временные рамки, и все прочие мысли из головы вылетали.

Она забыла Джонатана.

Реальной жизни отдалась, окунулась в нее с головой, улыбкой лицо освещая, да дыхание задерживая, когда после клятв, что Магнус с Алеком друг другу дали, Джейс и ее руки попросил. На колено опустился, и все вокруг словно бы дыхание задержали, и Кларисса хитрый взгляд Изабель поймала, улыбнулась, да согласием ответила; руку протянув, кольцо на палец надеть позволяя. В тот момент ей казалось, что нет девушки счастливее, чем она.
Случилось это спустя несколько недель после ее двадцатого дня рождения. Возможно, в мире примитивных сказали бы, что они слишком молоды, но в мире сумеречных каждый день был на счету, а после угроз со стороны Валентина, многочисленных потерь, что понесли охотники в тот период, желание как можно скорее связать себя клятвами не казалось чем-то поспешным, или неправильным. Они с Джейсом остались одни в этом мире, и их грядущее бракосочетание казалось слишком правильным.

Однако, они по-прежнему не желали уходить из Института, и жить отдельно. Обоих устраивала одна на двоих комната, гораздо больше той, в которой они жили до помолвки; их устраивала Изабель, что имела привычку заходить в самый неподходящий момент, и они уже привыкли к охотникам, что периодически просят Джейса и Клэри хоть немного сдерживать свои чувства на публике.
Да только Кларисса, глядя на маленькое колечко, наряду с радостью и иное чувство ощущать начинала; природы его происхождения понять не могла, но казалось ей, словно в ее жизни все равно не достает чего-то важного, словно все это иллюзия, которая в скором времени развеется, и ее чувства к Джейсу – не более, чем попытка сознания скрыть что-то более важное, может быть даже боль некую, что в душе черным комом сплеталась ночами.

Ей казалось, что она в паутину попала, запуталась, позволила завернуть себя в кокон, и удерживать так долго, как это вообще возможно. Она сбежать от самой себя пыталась, по-прежнему улыбалась, и счастье испытывала, но все чаще стала проситься в одиночные патрули, либо же сама уходила из Института, мечтая наедине с мыслями оказаться, да в себе разобраться. Возможно, подготовка к свадьбе утомляла; бесконечные примерки платьев, да дегустация тортов; Изабель просила рассмотреть несколько вариантов оформления Института, и они постоянно отодвигали дату, ибо нападения демонов продолжались, а Клариссе хотелось, чтобы в тот день все прошло идеально.

Она была в патруле, когда с демонами вновь столкнулась. Ее навыков хватало, чтобы справиться с ними в одиночку, и Кларисса лишь клинком взмахивала, от ударов уклонялась, да следила за тем, чтобы кровь ядовитая не слишком сильно на одежду попадала; через пару часов она должна была быть в примерочной, где уже находилась Иззи, подбирая многочисленные фасоны платьев, и отправляя Клэри фотографии со своими комментариями.
Девушка клинком взмахнет, пригнется, выпад сделает, с ног демона сбивая, да головы его лишив, а после обернется, так и застыв, глазам своим не веря.

Два года прошло, - она не считала, - с их последней встречи, но сейчас ей внезапно показалось, что буквально вчера она в раздражении мусорный бак пинала, да проклинала Джонатана за то, что сбежал, так и не попрощавшись. И вот он здесь, стоит перед ней, губы в улыбке изгибает, да обращается к ней так, словно они друзья старые, и их встреча – всего лишь вопрос времени.
Но она все воспоминания о нем похоронила; заперла в своей душе, да ключ выбросила, и сделала это не для того, чтобы в один момент снова взглядом с ним столкнуться, да позволить собственному сердцу пару ударов пропустить, а затем забиться так быстро, словно она километров десять пробежала без остановки.

Девушка выдохнет, клинок в ножны спрячет, да брови изогнет, подбородок едва приподнимая; недовольство свое покажет, да обидой было глаза полыхнут.

Она совершенно его не ждала, встретить не ожидала. Не сейчас, когда ее свадьба с Джейсом так близка, и все мысли должны быть заняты подготовкой, а вовсе не братом, что будил в глубине души совершенно не правильные чувства и эмоции.
Она шаг невольно к нему сделает, желая убедиться, что он не мираж, и ее не накачали отравленной кровью демонов, что галлюцинации вызвать могла. Шаг делает, да замирает, глаза сощурив, за рукой его следя; понимает, что подпускать ее к себе он не желает, да и она сама не рвется в объятьях его зажимать, вдыхать аромат, и воспоминания в своей голове будить.
Лишь плечами пожмет, да мимо него пройдет, едва плечом задевая невесомо.

- Не ожидала, что снова тебя увижу. Особенно после того, как ты ушел, не попрощавшись.

Она умолчит о том, что письмо получила и прочла; амулет под одеждой спрятан, она и намека ему не даст, что думала, вспоминала иногда, да гадала о том, как сложилась его жизнь. Она не сообщит о том, что вернулась к тому дому, желая прощения попросить, да не обнаружила на том месте ничего, кроме пепелища из надежд своих, и эмоций. Она не позволит ему радость на лице увидеть, что мелькнула тенью, губ коснувшись; лишь за угол свернет, не оборачиваясь, но понимая, что за ней следует.
До ближайшего кафе несколько сотен метров, Кларисса ни слова не проронит, пока на стул не опустится, телефон на столик не положит, да на Джонатана взгляд не переведет.

Она голову едва на бок склонит, изучая его, все изменения во внешности отметив, да запрещая себе мысли в голову странные впускать. Он снова здесь лишь на время, но в этот раз сам ее нашел, наверное, на помощь надеется, - снова, - да только Кларисса помнила, чем для нее прошлый раз обернулся, как и обиду помнила, что испытывала в те дни, и следующие за ними недели.
Но отказать не могла, все же выслушать его решила, краем сознания понимая, что все равно уже пропала.

- У тебя проблемы, и ты решил, что я как прежде кинусь тебе помогать?

Телефон издает сигнал о новом сообщении, на экране высвечивается фотография платья свадебного, и комментарий Изабель, который Кларисса не успевает прочесть, тут же блокируя телефон, и переворачивая экраном вниз. Почему-то ей не хотелось, чтобы Джонатан узнал о грядущем событии в ее жизни, хотя и понимала, что кольцо на пальце выдает с головой. И она руки под стол прячет, на спинку стула откидывается, да официанту кивает, кофе черный заказывая, и лишь после снова взгляд на брата переводит.

- Что случилось, Джонатан?

Ей хотелось нагрубить, сказать, что ему было бы лучше, если бы он ее в покое оставил, как когда-то давно, от помощи отказавшись, задевая чувства в глубине ее души, от которых кричать хотелось, да волосы на голове клочьями рвать. Да только Клэри молчала, обиду сглатывая, и эмоции подавляя.
Она на мысли себя ловит, что до его руки дотронуться хочет, но лишь отворачивается, взглядом за официантом следя, что на другом конце зала других посетителей обслуживал.

Отредактировано Clary Fray (2018-01-19 02:59:49)

It takes me all the way
I want you to stay

Что-то изменилось с их последней встречи.
Клариссе казалось, что перед ней сидит Себастьян, тот жестокий мальчик, о котором писал Валентин в своих дневниках. Почему-то такое сравнение первым пришло на ум, пока взгляд следил за тем, как он отводил потемневшие глаза, да кулаки сжимал, будто бы ярость сдерживал. Она не понимала, в чем причина такой смены настроения, но интуиция буквально кричала во все горло о том, что с братом что-то не так; не мог прежде совершенно другой Джонатан внезапно становиться деспотичным Себастьяном. Она не знала о том, как сложилась его жизнь за эти два года, и возможно, что в его мире случилось нечто такое, что привело брата на путь жестокий.
Кларисса понимала, что ошибается в своих предположениях. Себастьян давно мертв, даже тени его не осталось в этом мире, и Джонатан даже при всем своем желании не смог бы даже отдалено попытаться стать на него похожим. И дело было даже не в крови демонической, а в том, что она помнила тот мир, в котором вырос брат ее; помнила по фотографиям с его телефона, и желанию как можно скорее этот мир покинуть, к близким вернуться. Мысль казалась слишком нереальной, безумной наверное, но Клэри все равно не верила, что брат мог на сторону того Валентина встать, позволить выжечь из себя все хорошее, в демона превратиться.
Не вязался у нее образ его с тем, что она видела сейчас перед собой; с мыслями не сходился, да с воспоминаниями, которые она топила в самой глубине души своей.

Фрэй была зла и обижена, - о, она даже и не пыталась скрыть этот факт, - поскольку всегда помнила о громком звуке, что оглушил ее в тот день у развалин дома; так стекло разбивается, осколками на асфальт падая; так надежды рушатся, обидой сердце наполняя, жалостью.
Она злилась, да воспоминания глушить продолжала, жизнью счастливой жила, но все равно пустоту внутри себя ощущала, будто кусочек ее души отделили, да спрятали так далеко, что ни одна руна не нашла бы. Джейсу улыбалась безмятежно и ласково, но все равно понимала, что не хватает ей чего-то, да только чего именно – не понимала, сама в себе путалась.

Ее жизнь идеальной казалась, до тех пор, пока брат вновь сознание не потревожил, барьеры так долго выстраиваемые не разрушил, своим появлением ее спокойствие не пошатнул. И она смотрела на него сейчас, эмоции прятала в глубине души, обиду показать пыталась, да злилась то ли на себя, то ли на него.
Не стоило ей помогать ему, как и выслушивать его не стоило, взглядом его взгляд вылавливать, да надеждами ложными снова себя тешить; надеждами, что не оправдаются никогда, оставляя ее снова одну, наедине с гнетущей пустотой. Возможно однажды эта пустота сама сожрет ее изнутри.

Но сейчас Клэри не могла просто встать и уйти; понимала, что тело не послушается, и мысли на ментальном уровне сами к нему тянутся; она вся к нему тянется, словно восполнить нечто в себе пытается, да руки едва подрагивающие прячет, кольцо скрывая, но слишком поздно. Он уже взглядом отблеск улавливает, смотрит на пальцы, на колечко тоненькое, что будто бы дразнит, издевается.
И улыбка его лишь дрожь по телу вызывает, мурашками по спине холодок проходит; она внезапно совестью захлебывается, неловкость испытывает; смотрит на него из под ресниц полуопущенных, взгляд отводит. Так ведут себя бывшие возлюбленные, обещания друг другу давно давшие, но слово нарушившие; словно ей за собственное счастье перед братом стыдно и совестно, словно его она ждать обещала, да с другим под руку ушла. А сейчас встретила внезапно, и сквозь землю провалиться мечтала; предательницей себя на миг ощутила, да собственных мыслей устыдилась.

Они ничего друг другу не обещали, и она его не ждала даже, прекрасно понимая, что там, по ту сторону завесы, у него своя жизнь, и она лишь сестра, что грузом ненужным на плечи оседала, да якорем единственным являлась в мире этом; надеждой последней.

Она молчит, лишь щеки предательски алеют, на каждое слово глухой болью в сердце отзываясь. Она обиду снова в душу впускает, напоминает сама себе о том, что ушел он, нагрубил и мир ее покинул, лишь письмо на прощание оставил, да словами написанными почву из под ног выбил, мысли запретные в сознание впустил. И сейчас слова, словно яд, в разум ее просачивались, она уловить смысл пыталась, да эмоции ее же и предавали; казалось, что она нотки ревности улавливала, былой обиды может быть. И снова сама себя мысленно корила за глупость, за фантазии никчемные, что лишь к пропасти привести могли; и она уже сама к обрыву шла, готовая в любой момент руки распахнуть, да вниз птицей слететь, утопая в пучине ожиданий неоправданных.

- Прекрати.

Тихим шепотом с губ искусанных, она в руки чашку с кофе берет, сжимает фарфор, словно утопающая за соломинку хватается, и теплом напитка себя в чувства привести желает.
Хотелось кричать, обвинять его в том, что он сам виноват, это он ушел, и ее оставил как нечто ненужное, что лишь под ногами путалось, мешалось. Это он ее мир перевернул, когда позволил на мгновение за кулисы заглянуть, краем глаза его жизнь увидеть, а после отвернулся, прогоняя. Она помощь свою сама предлагала в тот раз, хоть он и не просил, и рядом находиться готова была, на все остальное наплевав с высокой колокольни; но он все равно ее действий не оценил, оскорбил, обидел, вину испытать заставил, в сомнениях мучиться, боль ощущать.

Но она забывать его научилась, расслабилась, да в круговорот жизни новой окунулась, счастливой себя считала; предложение Джейса приняла не раздумывая, лишь на мгновение замешкавшись, когда присутствующих взглядом обводила; думала, что взгляд Иззи и Люка ищет, но лишь спустя время поняла, что вовсе не их глаза для нее в тот момент значение имели.
Она перестала ждать его в тот момент, когда письмо прочитала; глупой себя в тот момент ощутила, а после и вовсе думать себя заставила о том, что все это лишь сном было; возможно что фантазией разума израненного. Лишь несколько первых недель еще с ума сходила, сама в себе путалась, до края едва не дошла, но все же одумалась, успокоилась; жить продолжила.

Но улыбка мимолетно губ касается, Клэри отворачивается, глаза на миг прикрывает; дыхание задержит, но все равно не изгонит мысли безумные из головы, позволит себе на миг представить, что ему не все равно, что не кажется ей, и брат в самом деле ревновать может.
Что у него случилось с той Клариссой? Сумел ли он спасти ее, или же она мертва давно? Ведь она, Клэри, совсем ему безразличной быть должна, но все равно в душе теплоту нарастающую чувствует, тянется, руки коснуться хочет, объяснить, сказать что все это не важно, и весь мир ее не важен без него. Но он с места подскакивает, а она дурой себя чувствует, замерев с руками протянутыми, и на деньги смотрит озадаченно; трезвеет, но не алкоголем опьяненная, а лишь мыслями своими одурманивающими, грезами невероятными, что совсем уж глупыми теперь кажутся.

Идиотка.

Клэри с места подскакивает, да за братом из кафе выбегает; имя его с губ слетает, вопросом в воздухе повисая, и она в переулок заворачивает, останавливается, подойти слишком близко опасается. Мыслям своим не доверяет; эмоциям да сознанию.
Она вздрогнет, когда кулак его стены коснется, и еще раз; его имя снова с губ сорвется, она все же подойдет чуть ближе, глядя на него с беспокойством неприкрытым, с волнением. Как-то разом вся обида былая улетучится, злость отступит, лишь необъяснимая нежность в душе соберется, теплотой по спине пройдется, и она помочь ему захочет, так искренне, что не побоится, не отступит в этот раз; оскорбления стерпит, но до истины докопается. Даже если он прогонять ее начнет, руками отталкивать, она все равно не уйдет, не позволит ему сгинуть в мире этом чужом да незнакомом. Себя пересилит, и как бы не хотелось ей этого, но она должна была брата в его мир возвратить, найти возможность сделать это.

Девушка ротик удивленно приоткроет, пальчиками стены коснется, да шаг еще ближе сделает, но не тело его обнаженное изучая, - что она там не видела еще?, - а взгляд от метки странной не отводя, запоминая, вспомнить пытаясь, где еще могла подобное видеть. Но память услужливо не подкинет образы, лишь осознание в голове сформируется – ее кошмар еще не закончился, и Джонатан не просто так в этот мир призван был; что-то ужасное грядет, и на этот раз пострадать может не только брат ее, но и весь мир сумеречный.
Она выдохнет, и внезапно смешок нервный с губ сорвется; неуместный. У нее повод свадьбу отложить появился, снова, да только на этот раз объяснение куда серьезней будет. Она полагала, что брат снова на демонов охотится, и ему могла информация о них в ее мире понадобиться, но сейчас понимала, что одной охотой дело не ограничится, и слова Джонатана о высшем демоне лишь вынудили Клариссу взгляд от рубашки брата отвести, ему в глаза удивленно взглянуть, брови нахмурить, да ладошки в кулачки сжать.
В этот раз все гораздо серьезнее было, если брат сам предложил к Магнусу обратиться; понимал, что без помощи Верховного мага им просто не обойтись. Да только Кларисса губы кусает неуверенно, не знает, как подойти к Магнусу, как объяснить ему, что не их это Себастьян из ада вернулся, а вовсе другой Джонатан, что совсем на дьявола не похож. Пока что.

У Клариссы сердечко в беспокойстве бьется быстро-быстро, ее пальчики рукав пальто Джонатана едва сжимают, она голову едва на бок наклонит, еще ближе шаг небольшой сделает, вздохнет, решение для себя принимая; да на краю сознания вдруг осознает, что уже за пропасть ступила, и летит вниз, руки распахнув. Плевать.
Не имело значения, куда ее мысли заведут; не имел значения и тот факт, что впереди лишь одни трудности ожидают, и убедить Магнуса помочь – это еще не на столько невыполнимо, как, например, объяснить все Джейсу. А скрыть от него это не удастся, ведь и Магнус не сумеет от Алека наличие Джонатана скрыть, и это означало лишь то, что Кларисса должна была первой с возлюбленным поговорить, попытаться донести до него, что другой ее брат не опасен, и она лишь помочь ему желает.

- Эй, все будет хорошо. – Ее голос мягок, и звучит успокаивающе; нет в нем былой обиды и злости, лишь желание полезной оказаться. – Я отведу тебя к Магнусу. Он поможет, я уверена.

Она в сторону его за рукав тянет, отпускает и стило достает, руну портала рисуя. Перенестись прямо в квартиру мага она не может, да и не хочет, потому портал и выносит их недалеко от дома Магнуса, в переулке, в котором она оказывалась всегда, когда решала путь до Верховного мага сократить посредством перемещения.
Она на Джонатана оборачивается, следит за тем, как позади него портал съеживается, исчезает, и лишь после этого взгляд на брата переводит неуверенный. Мысль была разумной, но Кларисса все равно страх испытывала, опасалась, что трудности возникнут, не поверит Магнус словам ее, да бедой эта затея обернется. Но она пообещала, что попытается, и теперь отступать было уже поздно.

- Я пойду первой. Ты ведь понимаешь, что мы не можем вот так к нему домой прийти. Магнус из моего мира вовсе не… не жаловал Себастьяна, и я не знаю, как он отнесется к его двойнику из другого мира.

Клэри с ноги на ногу переступает, руки в карманы куртки прячет, мысленно к ангелу взывает, да разворачивается в сторону выхода из переулка. Шагом уверенным идти старается, а в голове эмоции одна другую сменяют, и с одной стороны радостно ей, что брат снова рядом, в ней нуждается, но с другой стороны горечь песком на зубах скрипит, и она вроде бы помочь ему хочет, но желание эгоистичное как можно дольше возле себя его удержать – все же перевешивает.

Девушка у двери в нерешительности замрет, замнется на мгновение, да все же постучит, взгляд беглый на брата бросая, головой едва уловимо мотая, не позволяя ему близко подходить.

- Привет. – Она улыбку на лицо натягивает, в квартиру заходит, да только дверь за собой до конца не закрывает, стоит на проходе, пальцы заламывает, да смотреть на мага не решается, все слова подбирает. – Помнишь, несколько лет назад я спрашивала у тебя, возможно ли путешествие между мирами, но в своем теле… Интересовалась, могу ли я, к примеру, в своем теле в тот мир перенестись, куда нас с Джейсом Мелиорн отправлял. – Она губы закусит, поморщится, надеясь, что не услышит брат ее следующие слова. – Мы с тобой пытались, год назад, портал открыть в мир, о котором я тебе рассказывала, будто в видениях увидела, да отправиться туда желала. – Она глаза на миг прикроет, выдохнет. – Когда ты считал, что у меня депрессия необъяснимая.

Она на Магнуса смотрит, сердечко унять пытается. Джейс не знал о том небольшом эксперименте, что она с магом провернуть пыталась; это случилось после того, как письмо прочла от брата, и словно бы помешалась на какое-то время; все сама в его мир отправиться желала, да только осознала вовремя, что затея эта идиотская, и она обижена на него, злится, и должна забыть как можно скорее, чтобы душу собственную не травить. Похоронила воспоминания, да Магнуса просила никому не рассказывать о том коротком периоде, когда сама на себя похожа не была.

- Я обманула всех, встретила его еще два года назад, и тоже сначала не поверила, но затем убедилась, что он другой, он совершенно не похож на него из нашего мира. Он добрый, и ему нужна помощь. Пожалуйста, просто выслушай его, и не нападай, я прошу тебя.

Кларисса на одном дыхании слова выпаливает, шаг назад делает, ладошкой дверь толкает, открывая ее, да рукой машет, брата подзывая. Она надеялась на то, что маг внемлет ее словам, - в конце концов он самым разумным всегда являлся, - да не станет сразу же нападать на Джонатана, выслушает его, поверить попытается.

Она дыхание задерживает, и на мысли себя ловит, что если все же Магнус напасть попытается, а Джонатан защититься, и ударить в ответ, то на чью сторону она встанет?

And if you let go
I'll float towards the sun

Она взгляд на брата бросает быстрый, отворачивается. Предоставляет возможность самому все объяснить Верховному магу, да решает не влезать, в стороне чуть стоит; лишь по искусанным губам можно понять, на сколько сильно она волнуется, и не известно, чего ждет на самом деле: того, что Магнус поверит и помочь согласится, или того, что попытается напасть.

Она в стороне, вид делает, что Председатель Мяо интересует больше, нежели видео, что брат Магнусу показывает. Ладошку тянет, позволяя коту ее обнюхать, а сама взгляд на брата бросает, снова, да прислушивается к голосам, что из динамика телефона льются. Слышит голос Изабель, ее смех глубокий, и невольно на мысли себя ловит, что в ее мире Иззи тоже первая брата узнала, она его привела в Институт, и возможно ли, что это насмешка судьбы? В том мире они были близки, она помнила это по фотографиям, и видео, которое все никак из памяти выбросить не могла.
Тогда Изабель сидела возле Джонатана, сейчас она обращается к нему через экран телефона, и Клэри лишь на мгновение, - но только на мгновение, - черные нити ревности ощущает, что связывают сердечко крохотное. Нельзя так к брату относиться, у него в том мире своя жизнь, а здесь Кларисса лишь в качестве остановки промежуточной, и будь у него выбор, она сомневалась, что брат просил бы ее о помощи.
Наверное, сложись все иначе в этом мире, он бы с большей охотой обратился к Изабель, или на Магнуса сам вышел; но не разыскивал бы сестру, которая оказалась столь не дружелюбной после последней их встречи.

Она чувствовала, как в глазах защипало предательски, да заморгала быстро-быстро, прогоняя непрошеные эмоции. Ей хотелось быть нужной, по-настоящему нужной; она всегда хотела, чтобы у нее был кто-то, кто любил бы ее просто за то, что кровь у них общая, не взирая на все остальное. И сама же себе противоречила, руку от кота одергивая с тихим шипением, когда животное зубы в ход пустить вздумало, ради игры лишь, или же от того, что надоела ему ласка ненужная.

Она сама виновата, раз брата предала, дважды; в первый раз, когда позволила Джейсу убить Себастьяна, и во второй раз, когда позволила Джонатану прогнать ее, не стала за его доверие бороться, что-то объяснять, и вопреки желанию заботу доказывать. Она сама предпочла сбежать, и сейчас же могла лишь ошибку попытаться исправить, помочь брату вновь, и на этот раз не отворачиваясь, но прикладывая массу собственных усилий.

Эгоистично было бы желать оставить его в этом мире, оторвать от другой жизни, и попытаться заменить ему семью; но у нее были мысли, маленький злой червячок в душе копошился, и Клэри казалось, что если она сестрой станет, убедит Магнуса принять Джонатана, с Изабель его подружит, то он и возвращаться не захочет, но…

Джослин не так ее воспитывала, приучала делиться, и отпускать тогда, когда это необходимо. И Клэри покалывание в пальцах ощутит, телефон достанет, замешкавшись лишь на мгновение. Она к Магнусу обернется, и сообщит ему, что должна все рассказать остальным, позвать их сюда, поскольку эта проблема может на них всех сказаться, и сейчас было необходимо всем вместе решить, что же делать дальше.
Маг кивнет, соглашаясь с ее словами, а она и не сомневалась, что та же мысль и его посетила, к тому же в присутствии остальных думалось легче; ей не нужно было каждый раз на брата посматривать, да на мыслях себя ловить неправильных.

Возможно, это притяжение крови? Нечто подобное она к Себастьяну чувствовала, когда еще братом его не считала, но симпатию испытывала, хоть и списывала ее лишь на дружеское влечение к человеку, которому не было все равно на ее проблемы, который лишь помочь стремился, дар ее развить, да поддержку оказать, если потребуется.

И она к окну отходит, номер Изабель набирает, и в двух словах сообщает ей о том, что портал в Институт откроет, и охотнице необходимо там находиться вместе с Алеком и Джейсом.
Клэри добавит, что беспокоиться не о чем, но попросит не судить по первому впечатлению, что проблема у них из ряда вон; и она скажет, что брат ее из другого мира к ним попал, но не несет он зла в себе, и им выслушать его надо, поверить попытаться, да помощь оказать, тем более что на кону стоит и их мир тоже.
Звонить Джейсу она не спешит, мнется у окна, на имя любимого в телефоне глядя, да блокирует все же экран, понимая, что на вопросы ответить придется; но только не до этого сейчас было, и от чего-то мысль о том, что брат ее возлюбленного увидит – лишь страх внушала, неуверенность, и совесть скреблась когтями в душе, будто бы Кларисса и вправду перед ним провинилась за что-то.

Клэри обернется, телефон в карман убирая, да на брата глядя с улыбкой легкой. Ее сердечко пару ударов пропустит, и забьется еще быстрее, она взгляд на мгновение опустит, на свои руки посмотрит, что нервно стило в пальчиках вертели, да снова на Джонатана взгляд поднимет; плечиками едва поведет, губы облизнет, слова подбирая.
Его извинение оказалось весьма неожиданным, она и не ждала, что он попытается свою раннюю грубость как-то загладить, да и сама уже старалась не думать об этом; лишь в мозгу мысль навязчивая все равно продолжала вспыхивать красной лампочкой. Возможно, ей показалось, или это все же лишь ее фантазия, но она продолжала думать, что брат мог ее приревновать; на мгновение, по известной лишь ему причине, но Клэри эту мысль грела в душе, хотя и понимала, что слишком неправильно все так оставлять. Они все равно не смогли бы стать братом и сестрой, и вместо отца он бы не повел ее к алтарю; да и не представляла она себе эти ужины семейные, и Джейса, что благословение бы у брата просил. А на что-то большее она и рассчитывать не смела, одергивая себя, запрещая думать о Джонатане как-то иначе, да намереваясь на расстоянии держаться, чтобы не привыкнуть слишком быстро; ведь за привычкой последует что-нибудь похуже, и она может не выдержать, когда придется брата в его мир отправлять уже насовсем.

А то, что это случится, она не сомневалась.
Вот только, что именно окажется впереди: ее привычка быть с ним рядом, или его неизбежный уход?

- Все нормально, Джонатан. Это ты меня извини за мою грубость.

Ей хочется еще много слов добавить; извиниться за все те слова, которые наговорила ему в прошлом, да за поступки свои прощение попросить; сказать, что не хотела его отпускать, и совсем запуталась в себе, и про письмо рассказать, и о том, что испытала в момент его прочтения; рассказать о грусти, и о желании его снова увидеть, в мире его оказаться, хотя бы издалека посмотреть по ту сторону завесы, да только все слова внезапно лишними стали, неуместными; и изогнутые брови Магнуса говорили красочнее всех ее слов, потому она лишь снова улыбается, понимая, что должна портал открывать, и морально ко встрече готовиться, к реакции Джейса на Джонатана, не понимая, но догадываясь, что охотник возможно не будет столь любезен, как Магнус.

- Знаешь, запиши мой телефон. На случай, если что-то произойдет, а меня рядом не окажется.

Она цифры быстро диктует, а по спине мурашки бегут. В голове сразу картины возникают, как желают они друг другу ночи доброй, или же утра, да обмениваются сообщениями бессмысленными, какими-то историями из жизни, или же картинками. Ей почему-то кажется, что позвони она ему среди ночи, как звонила Саймону, и он бы пришел на помощь, или они бы вместе смотрели какой-нибудь фильм, - она у себя дома с Джейсом, он у себя, - и обсуждали бы актеров по смс, смеялись бы, да смайлами забрасывались.

Но все то было такое, эфемерное, нереалистичное, и Кларисса номер дает с намеком, что если понадобится, то он позвонить может, написать; но ни в коем случае не желает навязчивой показаться, словно она ждать его сообщения будет, в жизнь влезть попытается, покой нарушить посмеет. Он сам ее на расстоянии держать желал, еще в прошлую их встречу дал это понять, и все, на что она была сейчас способна – это строить воздушные замки у себя в голове, и тут же их ломать, чтобы не повадно было сознанию глупому.

Охотница в стороне стоит, наблюдая за тем, как из портала по одному друзья выходят. Алек первый, а за ним Изабель, что взгляд озадаченный на Клариссу бросит, да замрет тут же, напрягаясь, когда Джонатан в поле ее зрения окажется. Клэри шаг к брату сделает, как бы давая понять, что все в порядке, никто не станет ни на кого нападать, но в следующее мгновение вынуждена будет к порталу подойти, чтобы Джейса встретить, за руку взять, к себе развернуть.

Она улыбается возлюбленному, его вид ее успокаивает, и Кларисса быстро-быстро начинает объяснять ситуацию, прекрасно осознавая, что именно реакция Джейса на приход Джонатана может стать самой непредсказуемой. Даже когда в их мире еще был Себастьян, милый и улыбчивый юноша, Джейс не доверял ему, что оказалось вовсе не беспочвенным, но сейчас…
Сейчас девушка быстро целует нефилима, берет за руку и отводит к столу, который Магнус уже завалил всевозможной литературой. Охотники ведут себя напряженно, поглядывают на собственное оружие, словно в любой момент клинки готовы выхватить, но Клэри пытается улыбаться, углы напряжения как бы сглаживая, и наконец они придут к единому мнению, что сейчас необходимо посоветоваться наедине, без присутствия Джонатана, чему брат, впрочем, и не препятствует. Кларисса думает, что ему просто неловко находиться в компании таких знакомых, и одновременно чужих людей; никто не задерживает его, и Фрэй лишь на Джейса с недовольством смотрит, - смотрит и надеется, что брат не слышал его последних слов о том, что было бы лучше его просто в Институт отправить, запереть и заставить дожидаться, когда они сам решат эту проблему, и отправят нефилима в его мир.

Они проговорят весь оставшийся вечер, и половину ночи; перероют всю известную им литературу в квартире мага, даже выскажут предположение демона вызвать, но пока предпочтут оставить этот вариант на самый крайний случай. Клэри в интернет зайдет, попытается в нем найти хоть что-то, что могло бы на метку брата отдаленно походить; Изабель посмеется, а Кларисса ответит, что иногда в сети можно много весьма неожиданного найти. Ее к этому Саймон приучил.
Под утро, когда рассвет едва начнет заниматься на горизонте, Клэри обернется к Джейсу, приподнимаясь на локтях, и попросит возлюбленного довериться ей; она расскажет ему о том, что уже встречала брата прежде, но не хотела посвящать в это остальных, ибо опасалась реакции, да возможного преследования. В прошлый раз, когда Джонатан приходил, никто не пострадал, и он лишь наоборот спас маленькую девочку. Джейс нахмурится, а Клэри улыбнется, и поцелуями попытается стереть все тягости этой ночи, лишь на мгновение представив, что не жениха своего вовсе целует; не его губ полных касается, а лишь брата возле себя ощущает. И теперь уже сама в себе запутается, не понимая, кого на самом деле она предает и обманывает.

Звонок с неизвестного номера нагонит Клариссу во время примерки очередного платья; легкого, невесомого, такого простого, что она решит, будто не нужны ей все эти излишки, рюши и украшения. Да только когда трубку снимет, и голос на том конце услышит, внезапно осознает, что не имеет это платье больше значения; все вообще значение иметь перестанет, померкнет предстоящая свадьба, и все проблемы словно бы из головы уйдут.
Ее лицо улыбкой озарится, и она поспешит радость из голоса, слишком явную радость, спрятать, чтобы не выглядело это так, словно она и вправду его звонка ждала.
Клэри вкратце обрисует ситуацию, сообщит, что у Магнуса появились кое-какие догадки, и следом поинтересуется, все ли у брата в порядке, не стало ли ему еще хуже, и не хочет ли он увидеться, чтобы дальнейшие действия обсудить.
Изабель покосится на Фрэй, но девушка этого не заметит, отправляясь в примерочную, чтобы снять с себя очередное, ставшее уже ненужным, платье. Все это может подождать, а она Магнуса наберет, поинтересуется, не нашел ли он что-то еще в книгах, да услышит все те же слова: активность демоническая снова возрастает, и маги чувствуют, как чувствуют это и остальные представители нежити, что грядет нечто ужасное, словно в спину дышит зловонным дыханием, опаляет.

Клэри с Изабель распрощается, договорится вечером с ней все обсудить, да по адресу направится, что в смс от брата прилетит.

Она будто бы на грани балансирует; с одной стороны вину ощущает перед Джейсом, но с другой стороны словно бы перед братом ее совесть сгрызает. И сама же в чувствах путается, выдыхает, да вдох глубокий делает, пока в общественном транспорте до места нужного добирается. Пальчиками колечко теребит, оно как будто тяжелым стало, в оковы превратилось, что дышать не давали, да шагу ступить.
Кларисса отражение в окне собственное ловит, волосы поправляет, губы кусает, облизывает; кажется ей, что глаза блестят слишком уж явно, и румянец с щек не сходит. Нельзя так, неправильно это, и она Джейса номер набирает, голос любимого услышать желает, успокоиться, да себе напомнить о том, что вот он, рядом с ней, а брат… Он вскоре в свой мир отправится, и нет ему дела до сестры; она сама себя в этом убедить пытается.

Девушка в дверь стучит, дыхание переводит. Ловит себя на мысли, что вообще зря пришла, надо было его к Магнусу приглашать, ибо там проще было расстояние держать, да отвлечься было гораздо легче. Но разве ею могут двигать разумные мысли, когда внутри все трепещет, встречу предвкушая, и она дурой себя чувствует; снова о притяжении крови вспоминает, и успокаивает себя тем, что дело исключительно в связях родственных, а ей вообще привязываться нельзя.

- Джонатан. – Она выдыхает, губы закусывает, и смотрит на него с легкой радостью; в квартиру проходит, по сторонам осматривается, да руки на груди скрещивает, словно защищаясь, или же его от своих мыслей безумных оберегая. – Мы думали над тем, чтобы демона высшего призвать. Возможно, но только возможно, что удастся с него ответы получить. Магнус считает, что если подключить еще одного мага, то нам удастся сдержать демона. И… нам надо найти способ как-то отправить сообщение в твой мир.

Она замирает, оборачивается, на брата смотрит. Эта мысль казалась слишком нереальной, но Клэри помнила Мелиорна, и они с Джейсом пришли к выводу, что Королева Благого Двора могла бы помочь; да только за помощью обращаться к ней ни у кого искреннего желания не было.

Девушка на стену опирается, улыбка легкая на губах застывает; она неловкость чувствует, да взгляд от брата все же отводит. Мысли в голове – словно наркотик, дурманят разум, вынуждают ее в собственных мыслях путаться, и она отвлечься от брата пытается, так не кстати о Джейсе думает, о Королеве; и понимает, что да, ради брата она бы вновь спустилась во владения фэйри, на сделку бы пошла, и не важно, какой цена бы стала.

Ей казалось, что она в долгу перед ним, и просто обязана была помочь. Да только эгоистичный разум мысли подкидывал о том, что не стоит с этим спешить особо; разобраться с меткой – да, но найти способ вернуть домой – возможно, стоило бы этот момент оттянуть, не так ли?

Глупая.

Но от привыкания никто ее не избавлял, и Кларисса по острию клинка босыми ногами шла, балансируя на грани; выход из мыслей найти пыталась, но лишь еще сильнее себя же в сознании закапывала; в фантазиях, что нельзя было даже в слух озвучивать.

Отредактировано Clary Fray (2018-01-23 11:41:34)

It's all ending
I gotta stop pretending who we are...

Ей бы в себе разобраться, прежде чем к брату сломя голову, да практически через весь город.
Ей бы мысли свои в порядок привести, по полочкам раскладывая, да план действий сформировать.
Ей бы перестать неизбежное откладывать, да за Джейса уже наконец выйти; выбрать это треклятое платье, торт, украшения; ведь она любила его столько лет, и любит до сих пор, и о свадьбе мечтала, как любая девчонка, да вот только… меркнет все это, и сомнения в душу закрадываются. Клэри как будто сама себя убеждает, маску на лицо натягивает, но не может сознанию противостоять, что неумолимо к брату ее ведет, волоком тащит.
Ей бы в Аликанте отправиться, перерыть всю столичную библиотеку, да у местных поспрашивать; найти способ брата вернуть в его мир, и начать жить уже своей жизнью.

Но она лишь звонок от Джейса сбрасывает, телефон в карман убирая, и в квартиру проходит, осматривается.
Взглядом пристальным обстановку изучая, и улыбка губ касается; она на спинку дивана опустится, все же себя неловко чувствуя, да в окно посмотрит. Миру было все равно на то, что его пришелец потревожил; там, внизу, люди по своим делам бежали, крутились и выживали, ошибки совершали, да подобно Клариссе на мыслях себя безумных ловили. Миру было все равно на двух нефилимов, что одни в квартире находились, утопая в легких звуках джаза, да пряный аромат вдыхая, что по воздуху лился, расслабляя.
Возможно, лишь вселенная насмехалась, глядя на маленькую рыжую точку, в собственных фантазиях утопающую, да совершенно запутавшись в том, что мыслями называла. Она, вселенная, лишь снисходительно посмотрит, да глаза закроет, оставляя охотницу один на один со всеми своими страхами и переживаниями; со всеми этими метаниями, и совестью, что будила в душе чувства вовсе не сестринские.
Да и могла ли Клэри братом его своим называть? Она Себастьяна не знала, лишь образом придуманным жила, а затем Джонатана встретила, и на миг могло показаться, что он ее мыслям соответствует; что словно сошел с портрета написанного, и может быть это не он был, а кто-то другой, а она лишь все выдумала?
Она в Джонатане брата давно утерянного видела, и тянулась к нему, не то вину, не то нечто более глубокое ощущая; кожей его присутствие чувствовала, каждой клеточкой тела словно осязала. Невидимыми ладошками душа к нему тянулась, дотронуться желала.

Но она не за этим к нему явилась, - глупо было бы себя подобным тешить, - и лишь взгляд быстрый на брата бросает, плечами пожмет. Ее брови едва нахмурятся, она снова взгляд за окно переводит, и молчит, мысленно слова Джонатана обдумывая.
Пентаграмма предстала куда более выгодным вариантом, нежели обращение к Королеве Благого Двора. О последней Фрэй вообще думать не желала, еще помнила то испытание, которое ее отношения с Саймоном разрушило, да возможно все и на благо было, да только сейчас она не была уверена, - в себе?, - что Королеве не взбредет в голову повторить эксперимент, и Кларисса опасалась, что если выбор будет стоять между Джейсом и Джонатаном, то последствия могут оказаться весьма 
к а т а с т р о ф и ч е с к и м и

Джейс бы не простил ее; предательницей назвал, расторг помолвку, и ушел бы в себя, в тренировки, в убийства демонов; глушил бы в себе все хорошее, что в нем есть, а она бы молча наблюдала за этим, не имея возможности что-либо исправить.
Джонатан же… Джонатан гость в этом мире, ей не следовало даже думать о нем, привязываться; какие-то воздушные замки строить, и в глубине души даже мысли допускать, что он может оттеснить Джейса на второй план; завладеть ее сердцем.
Нет, это испытание она бы не прошла, провалилась бы по всем пунктам, хотя мозг услужливо подкинул мысль о том, что ее любовь к Джейсу чистая и искренняя, и совсем не похожа на чувства к Джонатану.

Чувства, которых быть не должно, или, по крайней мере, они не должны быть такими… порочными.

Кларисса вздрагивает, дыхание на мгновение задерживает, и взгляд опускает на свои пальчики, что с его переплетаются; и в этот момент время будто бы замерло.

Она тепло его ладони ощущает, - губы кусает, улыбку сдержать пытается, ведь где улыбка – там и смущение, - и казалось бы, что все ее существование сконцентрировалось в одном месте, она не чувствует ни сердцебиения ускоренного, ни дыхания сбитого, да и взгляд ее, направленный снова за окно, на самом деле не видит ничего. Она сама будто бы замерла, ловля каждую секунду, и в голове ее откладывая, запоминая, чтобы затем, когда одна останется; лежа в кровати и подушку сжимая; вспоминать каждый миг, да снова мнимые фантазии придумывать.

Охотница все же едва поворачивает голову, на брата смотрит, улыбку его улавливает, легкий прищур глаз, и в этот момент пропадает. Сознание девичье мыслями взрывается, на многомиллионные атомы мозг разлетается, и она словно среди грез собственных парит, все же смущение чувствуя, позволяя румянцу на коже едва проявиться.
Она будто бы в желе плавает, выбраться пытается, но понимает, что слишком поздно, и сознание уже картины рисует, которые не дадут ей покоя.

Она улыбается немного нервозно, кивает головой как в тумане, да ладони в замок сцепляет, тепло его руки удержать желает. Ее взгляд неотрывно следит за братом, а мысленно же Клэри видения отогнать пытается. Видения отвлекающие, такие неуместные; и платье на ней черное с вырезом, и руны на коже выделяются, да она волосы в пучок собирает, чтобы можно было их легким движением руки по плечам рассыпать волнами непослушными; и свет в ее видениях приглушен, а голоса посторонние будто бы стихают, лишь на горизонте белые манжеты официанта мелькают, что вино в бокал наливает, но ее взгляд к лицу брата прикован, и вся обстановка слишком интимная, а она в его улыбке тонет и захлебывается. И в том видении все остальное совсем не важным вдруг делается; и нет в ее жизни Джейса, нет проблем, и брату уходить никуда не нужно; они вино потягивают, и на друг друга смотрят так, словно весь мир принадлежит лишь им двоим.

Да только слишком невероятной такая картина кажется, Клэри сдерживает желание по щекам себя пару раз ударить, в чувства привести, и лишь со спинки дивана поднимается, на стул пересаживается.

Он ее брат.

Да, разумеется она думала о том, что теоретически у них разные родители, и они из разных миров, и возможно что даже кровь у них могла бы быть не совсем похожей, - и дело не в том, что в нем она демоническая, - но она могла бы сколько угодно списывать свое состояние лишь на чувство вины перед Себастьяном, да только умом же понимала, что ее настоящий мертвый брат тут совсем не при чем. Джонатан из ее мира давно в земле, или же стал кормом для рыб, что более вероятно, и ей выпал шанс узнать своего другого брата, из другого мира, да только вот незадача: как бы Кларисса не старалась, она не могла даже в мыслях отнестись к нему как к человеку, к которому должна испытывать исключительно родственные чувства. О, особенно это стало проблемой для ее мыслей, ведь, на минуточку, во время прелюдий с женихом нормальные девушки не представляют собственного брата на его месте. Нормальные девушки не изучают тело брата из под полуопущенных ресниц, пока дрожащие пальцы заняты обработкой его ран; и, черт возьми, нормальные девушки не занимаются подобными странностями, вроде фантазий на тему свидания в ресторане, или того, какими бы на вкус могли оказаться его губы; такие же они мягкие, как у Джейса, и…
И в такие моменты она начинала себя ненавидеть.
Просто за то, что в каждом его слове искала подтекст, пыталась уловить на полутонах, да воспринимала все не так, как следовало бы.

             Уже четыре "не", Клариссе стоило бы всерьез задуматься.

И следовало бы ей рассмеяться в ответ на его слова об ужине, дружески плеча коснуться, да в ответ отпустить какую-нибудь шутку. Ей следовало бы сидеть на стуле, следить за его движениями, да вопросами засыпать; а еще лучше – проблемы насущные обсудить.
Но вместо этого Кларисса ногу на ногу закидывает, ладошкой лицо подпирает, ноготок на мизинчике закусывает едва, да взгляда с брата не сводит; молчит, из-под полуопущенных ресниц его разглядывает, улыбается. Да кажется ей, что вот такая идиллия должна быть и в ее отношениях с Джейсом, когда она еще в постели нежится, а он завтрак ей в кровать приносит, с букетом полевых цветов, истончающих тонкий, едва уловимый аромат, и поцелуй с губ срывает невесомый. Вот только в последний момент Кларисса понимает, что вовсе не лицо Джейса представляет; хотя пытается, о возлюбленном думает, но сознание слишком упертое, оно не переставая брата в ее голову закладывает; впечатывает.

Девушка пару раз в ладоши хлопнет, губу закусывает, позу меняя, радость имитирует да смеется легко, бокал с вином теперь в руках едва подрагивающих вертит.

- Да ты просто мечта, а не мужчина.

Ее голос едва приглушен и игрив, она глоток небольшой делает, - помнит еще, чем алкоголь для нее обернуться может, - да только вино слишком приятное, она еще один глоток делает, и отставляет бокал. Находиться под пристальным вниманием брата неуютно, казалось бы, словно он в голову ее влезть хочет, или же нарочно вынуждает неловкость испытывать. Но Кларисса лишь смущается, взгляд быстрый да вопросительный на Джонатана бросает, салфеткой губ касается.
Ее словно бы в водоворот эмоций утягивает; чувства смешанные на лице проступают, она и удивляется словам о своем двойнике, и с интересом чуть вперед подается, еще больше узнать желает.

Фрэй думала над тем, что случилось с той Клариссой, и теперь завеса тайны была приоткрыта: по крайней мере она была жива, и Джонатан с ней общался. От осознания этого на душе становится теплее, значит все таки все не зря, и хотя бы у нее в другом мире есть брат, с которым она могла бы напиться, и… Возможно, они разговаривали, а возможно просто молчали, или же… Нет, почему то представить себя другую, вместе с ним, и в клубе, совсем как на тех фотографиях – это казалось немыслимым.
Но, все таки, возможно дело именно в том, что у Джонатана с его сестрой отношения наладились, и потому, - и только потому, а вовсе не из-за очередной фантазии Фрэй, - он так мил с ней, и любезен? Ибо не видит более врага, не видит в ней ее же злое альтер-эго, да подвоха не ждет, так как научился находить общий язык с той, другой сестрой.

Клэри эта мысль нравится, да не особо. Ей бы хотелось, чтобы брат тоже притяжение это чувствовал, и не смотря на его улучшенные отношения с той, другой Клэри, эта Клэри все же мысленно желала, чтобы дело было только в ней самой, а не в ком-то другом.

Эгоистично, но точно так же ей хотелось, чтобы брат никуда не уходил, и с ней остался.

Охотница рыбу на маленькие кусочки разрезает, ее руки едва подрагивают, но она волнение скрыть пытается, улыбается, снова из-под полуопущенных ресниц на брата посмотрит, да отправит в рот кусочек лосося, тут же глаза блаженно прикрывая.

- Джонатан, это божественно!

Она глаза распахнет. Улыбнется, но не успеет задать вопрос, что сам едва с губ не сорвется; брат сам ее прерывает, да рассказывает о своей жизни в Париже. Клэри улыбается, едва удивленно брови изгибает, и бокал в руки берет. Жизнь ее брата открывалась ей все с новой стороны, и она лишь жалела, что в ее мире Себастьяну не повезло так, что слишком ужасно его судьба сложилась, а ведь будь все иначе, то кто знает, какими бы стали ее отношения с ним? Возможно, что у Клэри был бы брат, к которому она могла бы с проблемами прийти, и сейчас, окажись Джонатан в этом мире, и будь здесь ее Себастьян, то возможно они бы быстрее нашли способ помочь ему, или же всего этого вовсе не было.

Возможно, сложись жизнь ее брата иначе, Клэри бы знала, как это – брата любить родного, и никакой неловкости бы сейчас не испытывала, не ловила бы себя на мысли, что обстановка становится приглушенной, и пока солнце окрашивает небосвод в алые тона, мысли Клариссы делаются все более странными, и даже надежда, подобно последнему, зеленому, лучу уходящего светила, все же мелькает и в ее душе, отражаясь на щеках румянцем легким, и вынуждая глаза засиять в полумраке.

Или же дело было в вине, что достигало своего пункта назначения, расслабляя ее с кончиков пальцев на ногах, и до макушки. Она в легкой музыке словно растворяется, утопает в полумраке, и легкой улыбкой тихий звон бокалов на ее лице отражается, Клэри на брата смотрит, и губы в миг пересохшие облизывает; флиртует словно, да себя за это вновь ругать начинает, привкус вина на языке смакуя.

Она вздрогнет, когда телефон снова напомнит о себе, разрушая волшебство момента, что она в своей голове уже нарисовала; на экране имя Джейса высветится, и Кларисса не сможет звонок сбросить, извинится перед Джонатаном, от стола отойдет, у окна замирая.
Ее голос будет приглушен, она быстро объясняет возлюбленному, почему ее нет в Институте; вздыхает, когда недовольство в голосе слышит, немного резко отвечает, что ему не стоит ни о чем беспокоиться, и сбрасывает звонок, переводя телефон на беззвучный режим.

Сомнения в ее душе – словно кошка скребется, ногтями по самому сердце проводит, впивается, и на миг Кларисса себя виноватой чувствует, колечко нервно на пальчике теребит, вдох глубокий делает, да к столу возвращается. Ее улыбка на губах – немного вымученная, и она еще один глоток вина делает, аппетит совсем теряя; да только садится по-прежнему, ногу на ногу закинув, и ладошкой голову подопрет, на брата взгляд бросит. Она пальчиком по краю тарелки проведет, соус смазывая, да к губам поднесет, облизывая. Снова на мысли себя ловит, что флиртует, соблазняет, да только на этот раз на алкоголь все списать собирается, и настроение свое обманчиво-непринужденное демонстрирует.

- Наверное, странно было встретить в этом мире Магнуса, и Иззи с Алеком, и увидеть их враждебный настрой? Ведь в том мире вы все так близки.

Она улыбается, да ненароком побольше о его жизни выведать пытается; понять, кто ему на самом деле в том мире дорог, и что могло с Изабель связывать. Пожалуй, вопрос на счет Изабель больше всего Клариссу волновал, и она ревность чувствует, да только глушить ее пытается, не позволяет в душе поселиться, ведь не хорошо это все, не правильно; и ее флирт легкий не правильный, но Фрэй будто бы за реакцией следит, края бокала подушечками пальцев касается, ведет невесомо по кругу; дразнит будто бы так невинно.

- А Джейс? В твоем мире он тоже… с Клариссой?

Она смотрит на Джонатана едва брови изогнув, да губу закусывая; словно вопрос этот ее беспокоит больше остальных, а не наоборот. Словно могла она ревновать другого Джейса к другой Клариссе, и за этой мнимой ревностью прятать истинную ревность к брату ее, что свою собственную жизнь имел по ту сторону завесы.

…и как бы ни провозглашалось, что все наше счастье навсегда зависит от одного единственного человека, так нельзя… так не годится, так не может быть!

И дыхание у нее сбивчивое, тяжелое.
Воздух отказывается в горло проталкиваться, легкие сжимаются судорожно; она вся словно сжимается, отголоском тени становится. На кончиках пальцев – ток электризуется, скапливается, едва ли молниями не сверкает. И Клэри в его взгляде утопает, за край футболки крепче ухватывается, отпустить боится.

До пяти мысленно досчитать обещает, да шаг назад сделать.
Все испаряется позади нее; каждая мысль, что могла бы сомнения в душу привнести, да каждый вдох, что не с его именем на устах; все остальное значение не имеет, а она замерла в его руках, как замирает жертва перед хищником, и вроде бы опасность должна чувствовать, но адреналин по венам растекается обжигающими нитями, ее неизвестность влечет.

      Раз. Кларисса в мыслях путается.

Она улыбается, да плечами пожимает. Вино на языке перекатывает, вкусом наслаждается, и лишь на мгновение брови вздернет, про девушку-оборотня услышав. Вот, значит, как? Совпадение ли, или же быть может злая насмешка судьбы, но в этом мире Фрэй до сих пор не верила, что Джейса и Майю просто приятельские отношения связывали. Интуиция у нее работала как часы в Лондоне, ни на минуту ошибки не допуская, но все же сознание девичье мысль блокировало, да в объяснения возлюбленного верить стремилось.
Имя Изабель слух режет, она сразу представляется все такой же красавицей черноволосой, эффектной, на фоне которой даже темноволосая Кларисса теряется; и самой Фрэй неуютно от мыслей собственных становится, да все жесты странные, вроде флирта легкого, внезапно глупыми кажутся, совсем неуместными. Она себя идиоткой чувствует, что впервые на лед вышла, но всем заявила о том, что всю жизнь фигурным занималась, и тройной прыжок для нее – все равно, что стакан сока залпом.
Она от брата исходящую химию чувствует; кожей едва ли не ощущает притяжение, и взгляд отвести не желает, так и смотрит на него с вызовом едва заметным; с улыбкой ласковой. Позади нее музыка играет, комнату наполняя волшебством мифическим, и если глаза на миг прикрыть, то ощущение появится, что не двадцать первый век за окном, а начало двадцатого, самый расцвет джазовой музыки. И Клэри о маме невольно думает, о вечерах Рождественских, и пластинках Фрэнка Синатры и Элвиса Пресли, что попеременно, да на спор с Дот, ставили вечерами, наполняя комнату атмосферой волшебства и уюта.

      Два. Кларисса к брату душой тянется.

Ее тело до краев нежностью наполняется, что с сомнением соседствует, но все же перевешивает. Она смеется легко и непринужденно, лишь вздрагивает мимолетно, когда брызги от апельсина ей на лицо попадают. И взгляд у нее – возмущенный, с нотками удивления и смеха; да только улыбка на губах  з а с т ы в а е т, и дыхание прерывистое из груди вырывается, и она готова поспорить, что чувствует до сих пор его легкое касание на своей щеке; да в том месте словно бы отпечаток невидимый остался, током покалывает, о себе напоминания, о мгновении пережитом. Клэри губу закусывает, смех из горла выдавливает, да непринужденно брата толкает. А в голове – ураган «Катрина», по телу дрожью проходит, мурашками по спине; очагом разрушительным внизу живота скапливается. И всего лишь от мысли мимолетной, неправильной, но казалось в тот миг, что слишком уместной: она сама бы его палец облизала, кончиком языка бы коснулась ласково, медленно сок слизывая. Или она сама бы его пальцем стала, позволяя его губам себя коснуться; да понимает, что еще мгновение, и слишком глупо выглядеть будет.
Она смеется, сердцебиение унимает неудачно, отвлекает себя борьбой импровизированной. И взгляд на брата лишь мимолетный, быстрый, она процессом потрошения апельсина поглощена, дольку сжимает, и…

      Три. Кларисса ладонь разжимает, да в пропасть падает; о скалы разбивается.

Яркая вспышка боли, она вздрагивает, возглас удивленный невольно с губ срывается; ладонь к лицу, в глазах – огонь, она раскрыть их не желает, жмурится. С губ выдох тихий, запястья теплом рук чужих укутаны, и ногами по полу вслепую, с доверием. 

- Я просто катастрофа ходячая.

Тихий смех, и она вздрагивает, когда ткань влажная ее лица касается, и вздыхает судорожно, нервно; его голос слишком близко практически чувствуя, кожей ощущая дыхание, да повинуясь призыву тихому. Повинуясь, глаза раскрывая, но не видя перед собой ничего, кроме его глаз.
Ураган «Катрина» силу в душе набирает, к горлу дыханием тяжелым, прерывистым, подкатывает, и ей стоит силы все приложить, чтобы на ногах ослабленных устоять, не упасть лицом ниц, рассудок в сознании удержать, не позволить себе с ума сойти от мыслей беспорядочных.
Она не шевелится, боится мгновение развеять чудесное; лишь пальчики футболку его сжимают, она в нем опору ищет, и не замечает, как практически вплотную тела его своим касается; как горит его кожа под футболкой, ее саму опаляя, дотла сжигая, до пепла. Она позже возродится, подобно фениксу, но сейчас сгорает, чувствуя как поднимается жар с кончиков пальцев на ногах, ползет постепенно вверх, с бушующим ураганом сталкивается; и разлетаются все ее эмоции на мелкие частички, в одно единое чувство складываются, название которому она дать так опасается.

в л ю б л е н н о с т ь

Сглатывает тяжело, выдох рваный с губ срывается; она рот приоткрывает, языком по губам ведет медленно; сердцебиением собственным оглушенная; и одного лишь желает – чтобы мгновение это не кончалось, чтобы его руки ее лица как можно дольше касались, уносили к самому небу, а то и гораздо выше, к звездам. И тепло его тела согревало получше вина, да любого другого дурмана; он сам для нее дурманом стал, наркотиком, который она вдыхает, и погружается в забвение; что привыкание вызывает лишь с первого вдоха, а она давно уже привыкла, но только сейчас осознать это посмела; признать, наверное, неизбежность свою, что скрывала так долго, от себя же прятала, думать запрещала.
Желание по всему телу простреливает; она прежде не испытывала ничего подобного, и даже с Джейсом все было совсем иначе, скорее потому, что они давно к этому шли, давно понимали, чем все обернется; и не казались их чувства чем-то запретным да невозможным.

      Четыре. Кларисса замки воздушные строит.

Проходит всего несколько мгновений, но для нее словно вся жизнь пролетает. Ей чувства брата чем-то невозможным кажутся, но она все равно их в воображении рисует, да жизнь совсем иную представляет.
Если бы он только остался.
Если бы не было между ними плотной завесы, что миры разделает.
Если бы у них жизнь одна на двоих была, и Кларисса представляла ее совсем иначе, чем ее отношения с Джейсом. В том мире, где ее сердце бьется в унисон с сердцем Джонатана, на Клэри носки шерстяные, разноцветные, и она тарелку с попкорном в руках держит, ножки стройные пледом укутывает. Она брата обнимает, ноги свои с его ногами сплетает, на грудь к нему откидывается, и попкорном с рук кормит; смеется, шутку отпускает, да они игру затеют детскую, но не брызгами апельсина, а лишь попкорном перебрасываясь. В том мире у него губы мягкие, пряностью отдающие, едва солоноватые от кукурузы воздушной, а в ее глазах радость неподдельная, и она пальчиками его волосы взлохматит, возглас недовольный губами сцеловывая. В том мире у них завтрак один на двоих, и готовят они вместе, у плиты локтями друг друга подпихивая, и носик ее в муке перепачкан, а у него борода из сливок взбитых, на грудь воздушно опадает, а Кларисса пальчиком сладость собирает, и по губам своим размазывает, чтобы его поцелуи заслужить неистовые. В том мире у них ночи длинные, на часы растянутые, разговорами да губами отвлеченные; руками, что тела друг друга изучают, и на утро лишь следы на коже пересчитывают, словно отчетность ведут.
В ее мыслях у них тренировки совместные, спарринги с оружием разным, да только если он ее на выносливость проверяет, на силу; то она его выдержку испытывает, улыбками да жестами соблазняя всячески, дожидаясь, когда нефилим психанет, и прекратит тренировку, в нечто личное ее переводя.
В том мире они вместе в одном кресле сидят, утопают в тепле от тел собственных; она ногой едва покачивает, и в руках бокал с вином греет, со смехом что-то Джонатану рассказывая. А за окном панорамным снег хлопьями падает, и город рождественскими огнями сверкает; а комнату все тот же джаз наполняет, и сладкий голос Синатры о любви к Нью-Йорку поет. И нефилимы планы на праздники строят, решают, как успеть все за одну ночь, чтобы и у Магнуса на вечеринке побывать, да на Таймс Сквер не пропустить обратный отсчет, чтобы в полночь с улыбками легкими губами друг друга коснуться.

      Пять. Кларисса пустотой себя душит.

Сама в своих фантазиях захлебывается; казалось бы, что целая вечность минула, но всего лишь мгновения прошли; и его дыхание слишком близкое, что кожу опаляло, да только голосом хриплым от звезд отрывает, с небес на землю возвращает. И она кивнет, слова не в силах произнести; мурашками по коже разочарование расползется, сознание все еще в ступоре, и действия лишь на автомате.
На автомате улыбка скованная, - мысленно Клэри совсем о другом думает, - и движения резкие тоже на автомате, нервными пальчиками куртку подхватывая, на плечи накидывая, да заминаясь в нерешительности; взгляд на брата поднимать не смеет, губы кусает, а ладони уже в карманах спрятаны, ногтями в кожу впиваются. Наверное, следы останутся, да только это единственное, что может Фрэй отрезвить, эмоции в узде удержать, да не позволить совсем расклеиться.
Она на ватных ногах из квартиры выходит, на автомате в первый попавшийся переулок заворачивает, и останавливается; тормозит резко, воздух уличный в легкие впуская.

Что произошло сейчас?

На губах – улыбка счастливая, она на каблуках крутанется, и пешком пойдет, подставив лицо темному небу, позволяя мыслям продолжать устраивать переполох в ее голове; позволяя эмоциям захватывать все ее существо с ног до головы, мурашками расцветая по коже, да теплотой внизу живота. Она словно бы в облаках парила, и понимала краем сознания, что блестят глаза слишком явно, и румянец на щеках отчетливо виднеется; ее губы искусаны, но вовсе не от волнения, и Джейс заметит изменения во внешности девушки. А если и не заметит, то Иззи внимание обратит, и от вопросов избавиться будет невозможно.

Под ногами листва хрустит, а у нее шаг слишком спокойный, размеренный; и прохожие оборачиваются, в ответ улыбкой их лица озаряются, да Кларисса руной себя не прячет ни от кого, вдоль дороги не спеша идет, улицу переходит, да останавливается, на скамейку опустится, на спинку деревянную откидываясь. Воздух прохладный с двух сторон обдувает, но она не чувствует холода, скорее жар по всему телу ползет навязчиво, и она дышать пытается спокойно, себя же успокаивая, мысли в порядок намереваясь привести, но все же отчетливо понимая, что не просто так ее к брату тянет, не чувство вины это перед Себастьяном, - да и кто такой этот Себастьян?, - ведь Джонатан всех прочих из ее головы вытеснил, почетное место в первом ряду занял, и не желает из головы выходить, задвигает на задний план даже мысли о Джейсе. И она на колечко взгляд бросает вдумчивый, оно внезапно тяжелым становится, обжигающим. Девушка его с пальчика снимет, лишь перед тем, как в Институт зайти – наденет вновь, и возможно даже угрызения совести ощутит, изменницей себя на мгновение почувствует, ведь она с одним обещанием связана, но сердце ее более не желает к нему поворачиваться, и прикосновения уже не будоражат сознание, на вскипает кровь в венах, да колени не подгибаются. Другой в ее мыслях живет; тот, к которому нельзя ничего чувствовать, ведь останется сердечко обманутым, разбитым, и собирать ей его по кусочкам, но только скотчем сердце не склеить, и раны душевные Иратце не излечить. Она должна понимать это, но разум все равно подчиняться отказывается, и сердце, оно же глупое, оно желает жить сегодняшним днем, и моменты все теплые в голове прокручивать; кровью орган непослушный наполнять, чтобы с каждым сокращением по телу надежда разливалась, и мечты по венам следовали, снова к сердцу возвращаясь.

Клэри от Джейса отвернется, позволит обнять себя, да личиком в ладошку юноши уткнется; вынудит себя смириться с неизбежностью, принять как данность тот факт, что возле нее именно тот, о ком она мечтать должна, просто обязана; а вовсе не погружаться в сны, которые с фантазиями смешиваются, и являют мыслительному образу вовсе не лицо возлюбленного, а лицо брата, и моменты с ним выдуманные, которых и быть то никогда не могло.
Она сладко в кровати потянется, ноготками по спине юноши проведет, да едва с губ имя чужое не сорвется, охотница лишь в последний момент язычок прикусит, и игриво завтрак в постель попросит принести. Да только Джейс оденется быстро, о задании коротко сообщит, и уйдет, так и не оставив на ее губах поцелуй невесомый. А Кларисса на подушки откидывается, в потолок смотрит, и понимает, что вроде как привыкла уже, ведь все их отношения – это задания, бесконечные тренировки, и присутствие кого-то третьего в жизни. Все ее мечты, что она сама себе нафантазировала, могли оставаться лишь мечтами, да с присутствием лишь Джонатана. На Джейса же подобное не распространялось, его жизнь была похожа на быстрый бег, и сейчас ей казалось, что свадьба – это лишь препятствие, которое необходимо как можно скорее преодолеть, пока не стало слишком поздно. Или, быть может, всего лишь эгоистичное желание друг друга рунами связать.

Она вечером еду из китайского ресторанчика забирает, на импровизированном столе в тарелки раскладывает, свечи зажигает, и смс Джейсу отправляет о том, что ждет его. На ней – белье кружевное, да халатик шелковый, на заказ сшитый, она сюрприз сделать желает, эмоции к другому в груди глушит, да все равно едва сдерживается, чтобы брату не написать, или даже фотографию не отправить, с невинным вопросом о том, красиво ли она для любимого все оформила.

И себя не забыть на фотографии ухватить, чтобы заметно было не только стол, но и ее саму.

Да только снимок в галерее сохраняется, она не отправляет его, и лишь убирает телефон, губы недовольно поджимая. Время тик-так, Джейс не идет, и она уже устает ждать. По комнате пройдется медленно, пальчиками книг коснется, достанет одну наугад, на первой попавшейся странице раскроет, но строки написанные не увидит, лишь улыбнется, и зрачки расширятся. Охотница книгу захлопывает, на полку возвращает, да альбом достаешь, карандаш.
Она на подоконник взбирается, ноги под себя подворачивается, и практически в трансе лицо брата выводит на бумаге, обводит контуры, касается подушечками пальцев его губ нарисованных, и в этот момент, словно движение почувствовав, взгляд от альбома поднимает, на Джейса смотрит едва взором затуманенным, с улыбкой, что с лица сходит.

Она скажет, что ждать устала, с ним хотела вечер провести, но он лишь отмахнется, о делах напомнит, о ее брате пару шпилек ввернет; скажет, что уж слишком она зациклена на нем, даже от примерки платья отказалась, и ему, Джейсу, это весьма странным кажется, ведь он еще помнит Себастьяна, с его маниакальной идеей Клариссой обладать, о которой она же сама и рассказала после победы над братом. Но Фрэй лишь с подоконника вскакивает, говорит, что он ее брат, и вовсе не похож на Себастьяна, и в помощи нуждается; но Джейс лишь рассмеется, и вновь предложит его в Институте запереть. Девушка тарелки со стола смахнет, головой качнет, да в ярости халатик скинет, футболку через голову натянет, в джинсы буквально впрыгнет. Добавит, что она семью обретает, но Джейс понять это отказывается, и ей больше не о чем с ним разговаривать, она переночует в другом месте.
Нефилим же ехидно спросит, не к брату ли она, но Клэри дверью хлопает, из Института выбегает, да замирает, дыхание тяжелое переводит; мысли успокаивает. Она стило достанет, руну нарисует, и в портал шагнет, подумав о месте, что первым в голову придет. И так уж получится, что вместо квартиры Магнуса, перед ее взором уют гостиной встанет, смех бархатный, и два бокала вина, что звоном в сердце отдаются.

Охотница посреди комнаты из портала выходит, осматривается, но брата не видит. Она телефон достанет, с легкой улыбкой, да смущением в глазах, смс ему отправить вздумает, да так и замрет, взгляд на противоположную дверь переводя.

- Джонатан?

Ее телефон из рук выпадет, а Кларисса глаз от брата отвести не может. Мимолетное движение улавливает, и замечает, как стекает капля воды по его груди и животу, да ниже, скрываясь в полотенце. Она моргнет пару раз, дыхание с груб прерывистое сорвется; а Клэри облизывается неосознанно, да сглатывает, тут же губки захлопывая и отворачиваясь, за телефоном нагибаясь.
Смотреть нельзя; нельзя изучать его тело с таким видом, словно она кошка голодная, а он лакомство для нее столь желанное. Но картина брата полуобнаженного уже в мозг впечаталась, и она зажмуривается на миг, выпрямляется на ногах, телефон в карман прячет, и на него не смотрит. Да только кого обманывает? В отражении стекол его фигуру вылавливая, и взглядом из-под полуопущенных ресниц следя, полуоборачиваясь к нему, и снова губы кусая.

- Прости. Я с Джейсом поругалась, и не знала, куда идти. Но если я не вовремя, то еще раз извини.

Девушка голову опускает, к двери пятится, сама же о свои ноги спотыкается, неуклюжей себя мысленно проклинает; да нити ревности удержать не может, кажется ей, будто не один он вовсе, а с кем-то, и она совсем не готова знакомиться с той частью его жизни, в которой ее воздушным замкам совсем нет места.

Клэри сама в себе путается, в мыслях тонет и захлебывается; но взгляд неисправимо к брату возвращается, она его едва ли не пожирает глазами, да румянцем щеки предательски окрашиваются.

Ей бы сквозь землю от стыда провалиться, да только любопытство и адреналин перевешивают; она уходить совсем не желает, и на мысли себя ловит, что будь ситуация несколько иной, то сама бы уже давно с себя одежду кинула.

Мудрецы говорят: спешат лишь дураки, но
если я останусь,
будет ли это грехом?

Ей казалось, что она в пропасть падает.

Раскрыв руки навстречу потокам ветра, да дыхание задерживая; она все падает и падает, или же птицей парит в невесомости. Ее сердечко сокращается быстро-быстро, сжимается, и по телу волны тепла проходят, испариной по спине, и пот тонкой струйкой вдоль позвоночника стекает. Кларисса дышит прерывисто, и взгляд мутный от брата отвести не может; губы непроизвольно облизывает, и разум твердит лишь о том, что ей вперед податься нужно, сократить и без того маленькое расстояние.

Давно пора уже, сколько можно в эти игры с собственными чувствами играть?

Ее ладонь потеет от волнения, ручка дверная внезапно обжигающей кажется; но только не в ней дело, а в Джонатане, что взгляда пристального с нее не сводит, вынуждая щеки румянцем покрываться, а разуму прилагать массу усилий, чтобы не отвести взгляд от лица, не спустить его ниже, его тело изучая. Она бы рукой его коснулась, провела бы ладошками по груди, вдоль линий черных рун, метки бы коснулась пальчиками, губами, языком в конце концов.
И он этого в помещении становится на несколько градусов теплее, жарче; ей дышать нечем, в горле пересыхает, Клэри слишком нервно пробку крутанет, да брызгами себя окатит. Она смеется удивленно, привкус сладкий на языке ощущая, да вытирая с лица капли липкие. Ее руки еще подрагивают, в мыслях – катастрофа, апокалипсис вселенского масштаба. Клэри взгляда с брата не сводит, спину его изучает, облизывается, глаза тут же закатывает, ругается мысленно, но все равно не в силах эмоции сдерживать.

Она футболку стягивает неосознанно; пальчиками за края ухватывается, и тянет вверх, через голову снимая. Ее сердечко удары отсчитывает, а разум мутнеет постепенно, разрушая все барьеры, что она сама себе выстроила.
Джейс был прав, она фактически помешалась на брате, иначе не стояла бы сейчас в его спальне, едва голову склоняя на бок, и с интересом изучая его тело, полотенце, что вокруг бедер обернуто. Она взглядом следит за тем, как он футболку ищет, а сама свою одежду в руках сжимает, прядь волос непослушную с лица убирает, да шаг ближе делает; невесомый.
Кларисса на кровать старается не смотреть, уж слишком она бурные мысли в ее голове вызывает; фантазия картины подбрасывает, и наличие кровати так близко проклятием оборачивается. Она давно уже не та невинная девочка, какой была при первой встрече с братом, и прежняя вина, совесть, желание что-то доказать ему – все эти чувства словно мутировали в ее голове, извращаясь в нечто совершено иное, и она смотрела на него не как на человека, с которым кровь общая, а так, словно мужчину желанного перед собой видела. И образ Джейса в голове истончался, мутнел, словно сознание в этот момент само все преграды стирало. А ей думалось, что она дьяволом искушаемая; подобно Еве запретный плод сорвать желает, и кажется ей, что сладок и терпок он, да что она о нем всю жизнь мечтала.

Охотница шаг сделать желает, обнять его, к спине прижаться, да ладошками по груди провести, к себе прижимая, и поцелуи невесомые вдоль позвоночника оставить. Она на мысли себя ловит, что полотенце то – лишнее, и вся одежда на ней тоже лишняя, и возбуждение волнами по телу прокатывает, внизу живота фокусируется; ее взгляд увлажняется, дыхание учащается, она губы пересохшие приоткроет, облизнет, да отвернется от брата, на мгновение глаза прикрывая, дыхание едва слышное успокаивая.
Картины слишком яркие, но ей необходимо в руках себя сдерживать, мысли свои контролировать; расслабиться, да перестать так ярко реагировать на каждое его действие.

Ведь он твой брат, Кларисса. Не забывай об этом, пожалуйста.

Голос совести не дремлет, но девушка сама себе вновь противоречит, мысленно вспоминая, что брат из мира другого, и слишком много «если» стоит между ними.

И она глаза на него поднимает, его взгляд улавливает; вспышка, искра, безумие. Она замирает, молчит, с него взгляд не сводит, а в голове снова все личные картины мелькают; она буквально чувствует, как его губ касается, как ведет ладонями по груди, да к себе прижимает. И ее белье, как и его полотенце, уже не нужным хламом где-то в углу свалены, они на кровать упадут, да утонут в поцелуях горячих, прикосновениях обжигающих; и она задыхаться начнет, имя его шепча в губы, не понимая, в какой реальности находится, и она ли это вообще?

Легкое движение, что иллюзию рушит, да словно бы от края пропасти оттаскивает; и румянцем щеки покрываются, Кларисса инстинктивно руками прикрывается, футболку испачканную к груди жмет, да только сердечко вновь колотится неистово, и дыхание тяжелеет. Клэри еще несколько мгновений смотрит тупо в одну точку, улыбкой лицо озаряется, она губы закусывает, хмыкает, да джинсы снимает, футболку брата надевает, и край ее ей едва что бедра прикрывают. Она снова улыбается, ладонями лица касается, глаза жмурит да с мыслями собирается.

Выйти так – что преступление, слишком явно от нее сексом веет, но Клэри решает до конца дойти, в теории своей убедиться, да брата на прочность испытать. Или же на порочность, которая от нее самой за километр ощущалась.
Девушка ладошки в кулачки пару раз сжимает, разжимает, дыхание восстанавливает, и с улыбкой легкой из комнаты выходит, на стул садится, да локтями на барную стойку опирается. Она на Джонатана смотрит, за движениями его следит, улыбается ласково, медленно губы растягивая.
По квартире запах пряностей плывет, сознание будоражит, а девушка понимает, что стоит алкоголю в организм попасть, и наплевать ей будет на все принципы. Ее кожа пылает, она окружающее пространство вокруг себя каждой клеточкой ощущает, словно наэлектризованная, и еще мгновение, да она вспыхнет, разгорится пламенем адским, все вокруг охватывая, с головой в собственные эмоции погружаясь, как в лаву.

- Мы поругались, и я ушла. Он считает, что я слишком много времени тебе уделяю. Но… ведь ты мой брат, я должна тебе помочь.

Она говорит медленно, голосом ласковым, приглушенным; и глаза ее хитро блестят, Кларисса сама в свои слова не верит, и на слове «брат» ударение делает, позволяя подтекст уловить; но только улыбка со словами не вяжется, слишком невинная она, непринужденная. И если звук выключить, то впечатление создастся, что она с такой улыбкой о последних новостях вещает, о погоде, или же о чем-то совершенно безобидном.

Да только Кларисса дышать через раз забывает, сердце удары пропустит; раз-два; и она пальчиками едва подрагивающими за бокалами тянется, приподнимается край футболки, и девушка замирает, спиной его чувствуя, румянцем смущенным щеки снова покрываются, - в который раз уже за сегодня?, - но ей удается бокалы перехватить, руку не отдернуть, когда пальцев касается, и разряд тока по телу проходит, пронзает сердце, да в глазах искрами отражается.

Девушка бокалы перед собой держит, губу нижнюю закусывает от волнения, - или от напряжения, что в душе скопилось, - да боится дрожь в пальцах нервную выдать, свое состояние истинное показать.
В ее голове вновь ураган, название которому она уже дать не может, ведь на этот раз он гораздо мощнее «Катрины», гораздо разрушительнее, чем все предыдущие ее эмоциональные вихри. А девушка ногами босыми по полу ступает, к барной стойке возвращается, да аккуратно на поверхность ставит; ее пальцы под конец сильнее затрясутся, но она не разольет напиток; сама себе же мысленно поаплодирует. Стоя. С выкриками восторженными.
Взгляд из под полуопущенных ресниц на брата бросит, снова улыбнется, губы быстро облизнет, и на стул боком сядет. Она все теорию свою проверить желает, или же сама себя к краю подводит, но все же берет бокал в руки, нарочито медленно ногу на ногу закидывается, снова на брата смотрит с вызовом легким во взгляде сияющем, да бокал к его бокалу подносит.

- Выпьем за то, чтобы все у нас получилось.

И слова эти так двояко звучат, с таким подтекстом слишком явным; но Клэри же невинно ресничками взмахивает, да глоток неспешный делает, аромат напитка вдыхая. Она от брата взгляд не отводит, в глаза ему смотрит, да понять пытается, какой именно смысл ее слов до него дошел; она словно бы о миссии говорит, но понимает, что атмосфера не на те мысли наталкивает, поступки безумные совершать велит. И девушка основной инстинкт у брата вызвать пытается, плечиками медленно ведет, руку поднимает да прядь волос себе за ушко убирает. Она бокал на стойку ставит со звоном тихим, да пальчиками вдоль ножки медленно ведет, словно бликами заинтересована, края подушечками касаясь, да круги вырисовывая будто бы в задумчивости.

Фрэй уже с мыслями собственными смириться решила, всех прочих из головы выбросила, и телефон ненужный на краю стойки лежал, и звук у него был выключен. Наверное, Джейс звонил, и не раз; может быть даже сообщения присылал, но сейчас все это было не важно, она вернется ко всем заботам лишь завтра, ибо сейчас в ее голове существовал лишь один образ, рядом с которым она находиться желала; просто желала, но в то же время не спешила шаг первый делать, расстояние сокращаться. Игру собственную вела, да только на расстоянии; соблазняла, но в то же время невинной показаться пыталась, словно мысли ее чисты и безгрешны, а действия – она сама не понимает подтекста всем своим движениям, тому, как медленно сменяет положение ног, снова одну на другую закидывая, и как словно бы непорочно край футболки едва одергивает, пальчиками кожи на своем бедре касаясь.
Она на брата взгляд поднимает, улыбается вкрадчиво, да плечами жмет, одной рукой бокал едва в сторону отодвигаясь, второй же щеку подпирая, ноготок закусывая; вперед едва уловимо подастся.

- Я всего лишь на одну ночь. С радостью бы осталась на дольше, но… Ты ведь понимаешь…

Клэри взгляд на свою руку бросает, что по краю бокала круги вырисовывает, и колечко злополучное в тусклом свете насмешливо сверкает, будто бы им двоим напоминает о неправильности этого вечера, и Клариссе к Магнусу уйти надо, или же к Джейсу вернуться, успокоить любимого. Да только сердечко девичье приоритеты сменило, и любимым оно отныне вовсе не Джейса называть желало.
Охотница бокал к губам подносит, глоток побольше делает, но взгляд с брата не сводит, лишь на мгновение глаза блаженно прикрывает, выдыхает с тихим стоном, облизывается неспешно, капли напитка с губ слизывая, и тихо сообщает, что это:

- Очень вкусно, Джонатан.

Девушка бокал отставляет, с места поднимается, и в глубь комнаты идет, пальчиками медленно по спинке дивана ведет, к брату оборачивается. Улыбка на губах игривая, взгляд вызывающий, да она на спинку дивана опускается, волосы поправляет, и в голове калейдоскоп катастрофический. Она к себе брата словно бы нитями невидимыми притягивает, сама к нему тянется, ближе оказаться желает, да нарочно расстояние увеличивает, дразнит; смотрит на него взглядом едва одурманенным, и дыхание ее углубляется, она снова ногу на ногу закидывает, но в этот момент отводит взгляд, смущенно опускает, будто бы она его сестра, и вся ситуация слишком странная, непонятная для нее, и вообще она не специально, да только улыбка с губ все же не сходит, но охотница на брата больше не смотрит, за окно взор свой направляет; огни ночного города в чувства могли бы привести, да только все равно ей на них, Клэри лишь брата видит, и себя в его объятьях, что воображение рисует в голове, и на стекле тусклыми бликами отражаются тени.

- Знаешь, мне правда неловко от того, что я вот так пришла без предупреждения. – Она вдох делает, да к Джонатану на мгновение оборачивается, губу закусывает, голову к плечу склоняет, но затем снова отворачивается. Ее настроение словно бы переменчивое: вот она едва ли не открыто его соблазняет, а теперь отдаляется и говорит, что:

- Я не хочу тебя стеснять, а потому вовсе не против переночевать на диване. Все же спальня твоя, а я лишь гостья на эту ночь.

Кларисса головой качает, с дивана поднимается, огибает его, да к окну подходит, на стекло облокачивается, и руки на груди скрещивает; скрещивает и ноги, мысленно стараясь не думать о том, что футболка едва ее прикрывает, и она в ней скорее слишком явно намерения свои демонстрирует, заражает все вокруг похотью и желанием. Да кожа будто бы искрит, она сама искрит невидимыми искрами, и ток по телу проходит, пронзает каждую клеточку. Ей кажется, что еще мгновение, и она просто не выдержит; взгляд на брате задерживает, дыхание задерживает, даже сердце останавливается; она будто бы ждет чего-то, но продолжает улыбаться непринужденно, хотя внутри нее буквально вулкана извержение.

I slowly lose myself
Over and over
Surrender to my will
Forever and ever

«Ты - мое проклятие. Я – твое наваждение.»

Наверное, она умерла.
Умерла и оказалась в совсем иной вселенной, где господствуют лишь странные, безумные мысли и желания. Она из охотницы в жертву превращалась, сама же себя на крючок подцепила; считала, что это лишь аттракцион безумный, за которым ничего не последует, да провалилась знатно.
Она по лесу бежала, - на деле же в своих мыслях, - и в силки угодила, да только не охотнику вовсе в руки попалась, а голодному волку на глаза бросилась; он запах ее учуял, и по следу шел, в угол загоняя. И сейчас бежать уже было некуда.

Но разве она хотела?

Кларисса была мотыльком; легкими крылышками взмахивая быстро-быстро, - как сердечко ее билось, - она в ночи густой на свет летела, спасение в нем видела, а вовсе не свою погибель.
Кларисса себя Икаром почувствовала; она к солнцу близко-близко подлетала, хотела в его тепле искупаться, ощутить всю полноту любви на себе, да только не подозревала, что опалит солнце ее крылья, и падать ей в пропасть страшную.
Она себя Евой ощущала, и одновременно змеем-искусителем, о запретном плоде мечтала, но даже и подумать не могла, что мечты имеют свойство сбываться.
У нее в венах – золото расплавленное, обжигающее, а в голове мысли страха лишенные, да совесть как можно глубже заталкивают; она упирается, где-то на краю сознания еще шепчет о том, что совету последовать надо, в спальню сбежать, руну запирающую наложить. Да только от кого запираться? Не от брата же, это ему надо от нее бежать, она не в силах за свои действия отвечать; одурманенная им же, - губы пересохшие облизывает, плечиками пожимает, - она только его перед собой видит, и едва ли в пепел не превращается от неистового желания подойти, кожи коснуться, волос, сорвать поцелуй желанный с губ.

О, она бы так и сделала, если бы брат настаивать продолжил; прошла бы мимо, спокойной ночи желая, да поцелуй невесомый на губах оставив. Возможно тогда он бы не смог устоять, ведь она кожей чувствовала, она едва ли не осязала это желание, что между ними воздух электризовало, и сомнения все из головы уходили.

Совесть еще шептала, что надо уйти, взять телефон и Джейсу позвонить; сообщить о том, что все нормально, и она спать ложится, и они завтра все обсудят; да, она обижена и зла до сих пор, и нет, домой не вернется. Но разговор лишь в голове, в нем пропадает смысл, когда Джонатан со стула поднимается, и к ней шаги делает.

- Нет, не понимаю о чем ты.

Ее голос приглушен, и дыхание учащается. Она лжет, сама себя обманывает, да только понимает абсолютно все, и даже больше; она его глаза потемневшие видит, в бархатном голосе утопает, и вокруг них уже не просто воздух вибрирует, нет, Кларисса отчетливо искры видит, молнии, что с каждым касанием лишь силу свою набирают.
Она на него смотрит, мысленно вся собирается, и по телу дрожь проходит; она томится, млеет, да дышать забывает, лишь шепот с губ пересохших:

- Я не лгу, Джонатан.

И Клэри взгляд от него не отводит, облизывается, да дыхание в легкие врывается тяжелым вдохом, словно свинцом налитым. Она пошевелиться не может, в нем растворяется; спиной прохладу стекла чувствует, но грудью же…

Она вся дотла сгорает.

Воздух резко в себя втягивает, да выдыхает рвано в его губы. Она вся словно на частицы распадается, и не понимает, где заканчиваются фантазии, и начинается реальность. Балансирует на грани, и тело ее пылает, огнем безумного желания охваченное. У девушки ноги ватными становятся, коленки подгибаются, и кожа вся мурашками покрывается, но вовсе не от холода, а от рук его, от дыхания горячего, пряного, что с ума сводит, воли лишает.

Он для нее словно наркотик, самый тяжелый вид героина, что не просто через вены к сердцу пробирается, клетки мозга поражает; нет, он в каждую клеточку ее тела проникает, и в ней остается.

Его просто так не вывести, не избавиться от зависимости, и Клэри с неизбежностью смиряется, - давно смирилась, еще в тот день, когда впервые его встретила, - понимает, что не воссоединение семьи он несет в себе, а лишь проклятие, которое ей на роду написано.
И наплевать на всех остальных как-то сразу становится, она в собственных ощущениях тонет, захлебывается, и дрожь по телу неистовая пробирается, выдает с головой все ее желание.

Она не просто к нему тянется, она испить его до дна желает.

Взглядом затуманенным в его глаза смотрит, и теряется, пропадает. Вдох сделать боится; опасается, что стоит хоть немного шевельнуться, и она тут же глаза откроет, в своей постели окажется, и не Джонатан рядом будет, а простыни пустые да холодные.
Она же сама тепло в нем искала, жалась в ответ, и мысли о том, чтобы вырваться, Клэри даже не допускала в сознание, совесть давно заглушена была, выпуская на передний план все то безумие, что в ней хранилось, когда она брата видела. Сама себя не контролировала, сама же к нему пришла, да возможно что белье красивое вовсе не для жениха надевала? Возможно ли, что подсознательно предчувствовала, или же надеялась…?

Она едва ли сознание не теряет; на его губах умирает, всхлипывает, облизывается, да дышит часто, прерывисто, огнем укутанная. Волны желания пронизывают ее тело, она вся пульсирует изнутри, и мурашками покрывается, ощущая его пальцы на своих бедрах; губу нижнюю закусывает, глаза на миг прикрывает, да вздрагивает, на встречу Джонатану подается, прижимается еще теснее. Ее тело ток пронзает, она его чувствует, и сознание в этот момент совсем отключается, все мысли из головы уходят моментально. Кларисса лишь в сгусток из эмоций превращается, что наполняют ее всю целиком; желание неистовое прокатывает по телу, мурашками пробегает, испариной по спине выступает; она едва ли не хнычет, едва ли не умоляет.

Умирает, и возрождается вновь.

И душа ее с его душой сплетается, сердца в унисон неистово колотятся; она жаром своим его опаляет, да об него обжигается в ответ, максимально близко его ощущая, утопая в пряном аромате мускуса. И кажется ей, что сердце удары последние отсчитывает.

      Раз-два.

Ее тело молнией прошибает, вдох рваный с губ срывается, и вся она плавится в его руках; стекло позади нее тоже должно плавиться, на части распадаться, позволяя им в пропасть упасть, рук не разжимая; в м е с т е.
Она умирает для него, она умирает за него; она не кричит, лишь дышит тяжело, но тихий стон с губ срывается, девушка губы кусает едва ли не до крови, вперед бедрами подается, руку его ищет, да на его желание натыкается, вздрагивает сладостно, вдыхает.

      Три-четыре.

Кларисса взглядом его глаза находит; у нее тело мягкое, податливое, оно красноречивее всех слов выдает ее желание. И понимает охотница, что нет в мире таких слов, которые смогли бы обмануть его так, как он того просит. Нет таких слов, которые смогли бы ее желание незначительным сделать; и нет в мире другого такого человека, к которому она бы тянулась так сильно, так неистово.

Клэри осознает внезапно, что все на своих местах находится, и баланс между мирами вовсе не нарушен; она именно там, где должна быть в это мгновение, и даже если бы их судьбы сложились иначе, в эту ночь она все равно бы в его руках оказалась. Так уж судьбой уготовано; так уж кровь отравленная велит.
Она бы сама к нему путь нашла. Осознала бы внезапно, что жизнь с Джейсом вовсе не предел ее мечтаний; и на краю света, в другом мире, но она бы нашла его, Джонатана, ибо лишь в нем она свое спасение видела, и проклятие одновременно. Лишь в его руках она вспыхивала как щепка, сгорала моментально, и так же моментально возрождалась, кислород один на двоих вдыхая.

      Пять-шесть.

Кларисса едва ли сознание от его слов не теряет; жаром по телу мурашки проходят, ее пронзает вожделение насквозь, она вздрагивает; и бурлящие потоки лавы по венам растекаются, внизу живота вулкан формируется, дрожит, пульсирует, готовый взорваться в любое мгновение. Она сама на атомную бомбу похожа, и сердце ее удары до взрыва отсчитывает.

А Клэри к нему еще ближе тянется, - но куда еще ближе?, - и целует на выдохе, осторожно его губ касается, утопает в их мягкости, с ума сходит, едва ли не стонет в голос, не рычит подобно львице, да словам позволяет с губ сорваться шепотом жарким.
Шепотом, что в пропасть подталкивает, да все пути к отступлению отрезает. Она осознанно этот выбор делает, сама ведет себя к этому, и нет в ее сердце ноток совести, не грызет ее чувство вины перед Джейсом, она себя предательницей совсем не ощущает. Лишь одно сейчас значение имеет; лишь тела их разгоряченные, и ножка стройная, что вдоль его бедра медленно поднимается, обхватывает, и к себе еще ближе притягивает, чтобы он ее всю почувствовал, ощутил, какая она горячая, и что только для него и была создана.

- Я не могу, Джонатан. – Кларисса сглатывает, губы облизывает, да запястья свои из его пальцев выпутывает. – Я не могу солгать тебе.

Она пальчиками в его волосах путается, к себе ближе притягивает, в поцелуях теряется; в его руках с ума сходит, и дышит прерывисто, тяжело, жадно. Да только ее губы еще более жадные. Ее руки его отпускать не желают, она ноготками его царапает, за волосы едва тянет, подбородок прикусывает, да в изгиб шеи утыкается, вены яремной, вздутой, языком касается.

- Я намеренно тебя выбрала. И выбрала бы снова, представься мне такая возможность.

Она руками его тело исследует, в ощущениях теряется; пальчиками края его футболки захватывает, да вверх тянет, через голову сдергивает, и падает вещь ненужная на пол, она в этом действии лишняя; никчемная. И она замирает на миг, дыхание перехватывает, губы в миг пересыхают; она тело его изучает жадным взглядом глаз влажных, она поглотить его целиком хочет, каждой клеточки тела губами коснуться, ощутить вкус, ощутить мягкость кожи.
На ее губах припухших улыбка пьяная, и сердечко словно в предсмертной агонии бьется, колотится неистово, и жар по коже ползет нитями, вожделение волнами накатывает, и мурашками каждый сантиметр кожи покрыт; она брата едва уловимо ладошками подталкивает, опереться о спинку дивана вынуждает. И сама тут же рядом оказывается, ведет ладонями по груди его, - как давно об этом мечтала, - вдоль рун черных, метки касается подушечками, губами, языком; кончиком носа по груди проводит, вдыхает с шумом, да взгляд затуманенный на Джонатана поднимает, пока руки ее все ниже спускаются.

- Поэтому делай со мной все, что хочешь, но я не стану тебе лгать. Не сейчас.

И пальчики ее края его штанов касаются. Кларисса в чувствах тонет, эмоциями захлебывается. И свет приглушенный в ее влажных глазах отражается, бликами загадочными сияет. Она грешница маленькая, что с небес на землю падает, но греховной себя не считает, к брату прижимается, в поцелуях его путается, в руках его вздрагивает, и с тихими стонами выдыхает. Она ему вести позволяет, поддается во всем, раскрывается без страха и собственного упрека; демонам в ночи душа продается, да только значение это не имеет уже.

Для нее только Он существует. И нет более жизни «до» и «после», лишь существование до первого вдоха, который он в нее вдохнул; до первого удара сердца, которое он реанимировал; до души целостной, которую он по кусочкам собрал воедино. И Кларисса едва ли в реальности не теряется, слова опасные едва ли с губ пьяных не срываются, она в последний момент будто бы на миг трезвеет, язычок прикусывает мысленно, да запрещает сознанию безумие творить, позволяет себе в эту ночь забыться, отвлечься, и подарить ему себя так, как не дарила никому прежде.

Неистово, до самого остатка, до самой мельчайшей частицы своей души, что отныне ему принадлежала.

Завтра наступит время сказать «прощай», но сегодня…

В ночи, где на небе ярко сияют звезды, а ангелы с небес на землю падают.
В квартире, где двое своих демонов на свободу выпустили, на поводу у страсти пошли, и едва ли помещение не спалили жаром огненных тел.
В сердце, что бьется неистово и дико, лишь мысли одни, что меда слаще, да поцелуи, что словно вино, которое они испить желают.

На краю сознания, на самом обрыве мироздания.

«Я – твое проклятие. Ты – мое наваждение.»

Чем слаще мед, тем смертельнее ловушка.

Жизнь не делится на черное и белое; в ней скрываются тени, полутона, что вовсе не упрощают, а лишь усложняют существование. Казалось бы, что так устроен мир: ты встречаешь человека, идешь с ним на свидание, или как-то иначе время проводишь с ним вместе; и далее все по накатанной, по единому для всех сценарию, по которому снимают многочисленные фильмы: цветы расцветают по весне, и вы клятвы друг другу даете, а после жизнь совместная, дети, общий быт, старость, и наконец смерть, может быть даже в один день, как во многих классических драмах.

Жизнь кажется идеальной, кто-то называет ее правильной, стабильной, но…

Наступает момент, когда ничего уже нельзя с собой поделать; пересечение взглядов, невидимые нити, что прочно связывают души, и поступки, которым нет оправдания, лишь собственные мысли, что заверяют в правильности. И ведь они совсем разные, но вселенной наплевать, идеалы рушатся, целые города сгорают, оставляя после себя лишь пепелище из сердец, да эхо посмертных криков, что еще долго будут блуждать меж развалин.
И становится как-то все равно на время. Не имеет значение то, что где-то там ждет другой человек, - ждет и верит, - лишь другие губы имеют смысл, лишь в них есть ее спасение.

Почему, почему так происходит?

Судьбой изначально было уготовано так, что ей суждено лишь сейчас Джонатана встретить? Встретить в момент, когда уже становится слишком поздно, и на кону не только ее сердце; на кону весь мир, а она лишь жалкое создание, что желаниям своим поддается, эмоциям позволяет верх над собой взять.

Предательницей порочной себя бы назвала, да только сердце на удивление спокойно, оно не чувствует вины перед другим юношей; сердечко девичье трепещет в предвкушении, но его понять можно, с него станется, ведь оно – глупое.
Да только и разум ведь молчит, голос совести к ней не взывает; словно Кларисса дзен словила, в умиротворении внутреннем искупалась, и стало так хорошо, так легко, и так правильно. Она на своем месте находилась, в нужное время; и именно те самые руки ее тело исследовали. Они, руки, с самого начала должны были лишь ей принадлежать, но ведь всем известно, какая судьба дрянь конченная?

Кларисса задыхается.
Она как масло в его руках плавится, мягкой становится, податливой. И дыхание учащенное с губ срывается, полу стоном, полу вздохом по комнате проходится, растворяется в губах его жаждущих.

Его губы - это кислород, в котором она нуждается. Его губы - это глоток прохладной воды посреди пустыни жаркой. Его губы – это мед тягучий, сладостный, с нотками пряности и кислинки, что на языке перекатывается наслаждением томным.

А Кларисса за него в своем спасении цепляется, сознание на грани удержать пытается, да понимает, что уплывает куда-то за пределы этой реальности; лишь стекла прохлада отрезвляет на мгновение, да она дыхание пьяное задерживает, взгляд его встречает. И волна мощная электрическая по телу проходит, она вся на осколки распадается, да тут же собирается заново, обновленная. У нее мысль в голове формируется: она именно Его всю жизнь ждала, ради этого мгновения жила, - и охотница губы облизывается, за поцелуем тянется, да затем голову запрокидывает, позволяя стону рваному с губ сорваться. Единение с ним ощутить, душ сплетение, да едва ли с ума не сходя, не чувствуя уже ни холод стекла, ни окружающее пространство; лишь его тело, что каждой клеточкой ее кожи касается, да руки, что с такой силой к себе прижимают жадно, неистово, словно боятся, что если отпустят, то она растворится в пучине как пена морская.

Ее мощными разрядами тока пронзает; она в его руках как игрушка безвольная, вертеть собой позволяет, да лишь ближе льнет, за пальцами следует, следов жаждет, поцелуев. Обезумевшая, в реальности запутавшаяся, лишь в ощущениях тонувшая; и она за плечи его сжимает, кусает за губы мягкие, языком его всего исследует, напиться пытается, но все никак не получается жажду неистовую утолить, все никак не наступит облегчение.
Она себя не скрывает, мысли свои не прячет; стоны с ее губ откровенные срываются, воздух рваными потоками в легкие врывается, и его имя с ее губ слетает бессознательно; все тело дрожь сотрясает, она саму себя среди осколков отыскать пытается, да только вселенные внутри нее продолжают взрываться, на атомы сознание разрывая, воли лишая, рассудка.

Клэри в себя приходит лишь когда боль края сознания касается; в безумии она губы до крови искусала, да ногтями в его плечи впилась с силой, замерла, затаилась. Дыхание сбитое из легких вырывается потоками пряными, а глаза зеленые золотистыми искрами сияют; она с братом единение ощущает, целостность души своей чувствует. И волна неведомая, обжигающая, по всему телу проходит, дрожь неистовую вызывает, пока ручки девичьи за Джонатана цепляются, опору в нем ищут, спасение, или, быть может, проклятие на себя кликают.

Да только она уже проклята.
Им помечена.

И поцелуи его подобно клейму выжженному на всем теле горят, огнем полыхают из самой преисподней. И она словно бы шепот самого дьявола слышит, что для нее котел отдельный готовит, во грехе обвинить спешит, но Клэри…

Милая, но уже далеко не невинная, девочка Клэри себя виноватой не чувствует, лишь счастливой на грани помешательства безумного. И возможно в этом весь ее грех и состоит, ведь нельзя быть на столько счастливой; нельзя за раз столько эмоций испытать, и в живых остаться.

Ее спина простыней прохладных касается, что в миг гореть от их тел начинают; ее руки его тело исследуют, вдоль каждой руны, каждого шрама, и она ладошками его к себе прижимает, дыхание задерживает: так сжимают любимых, с отчаянной обреченностью, словно еще несколько часов, и дороги разведут их в стороны разные, насовсем, до глаз покрасневших.
Но Кларисса не думает ни о чем подобном, она лишь брата сжимает, поскольку сердечко девичье трепещет, эмоцией удивительной полнится, нежностью; да только по венам страсть течет, она огнем опаляет каждый сантиметр. А Клэри вскрикивает, судорожно дыхание ртом ловит, губами, и за волосы брата хватается, словно они ее единственная с реальностью связь существующая. Она в потоках наслаждения утопает, навстречу выгибается, снова имя его на выдохе с губ срывается, и полосы красные от ногтей по спине в лунном свете сияют, они назавтра напоминанием останутся.

Напоминанием о ночи, что словно бы наяву случилась, но будто бы в видениях.

А глаза ее в его темном взгляде утопают; луна в окошко заглядывает, ей тоже интересно становится, что же за грех в мире случился, да только лишь тела сплетенные своим светом освещает, и девушку, что так отчаянно спасения ищет в руках брата своего, к нему льнет вся целиком, каждой своей клеточкой тела обнаженного, влажного, разгоряченного. Она его поцелуями упивается, пальчиками бедер касается, сжимает, к себе ближе притягивает, сама навстречу подается, с тихим рычанием в шею утыкается, дышит тяжело, сбивчиво. Она звезд коснулась душою, самых далеких, до которых прежде никогда не долетала. Да и было ли оно, это ее «прежде»? Вся жизнь прошлая внезапно смазалась, воспоминанием далеким и ложным обернулась, и поменялись разом все приоритеты местами; она за ним в пропасть шагнуть желала.

Ее ноги с его ногами на мгновение сплетаются, и в темноте не видно улыбки шальной, обезумевшей, что на губах истерзанных сияет; в темноте не видно, как блестят глаза игривые, счастьем до краев наполненные; в темноте лишь его кожа мягкая значение имеет, и ее руки, что медленно изгиба шеи касаются, по затылку ползут, в волосы пальчиками зарываются.

И она в объятьях нежится.
Каждым мгновением наслаждается, замки воздушные мысленно строить пытается.

У нее вопросы на языке вертятся, слова какие-то едва ли на волю не просятся, но Фрэй язычок прикусывает, не желает спешить, момент волшебный звуками рушить. Она лишь в фантазиях купается, будто бы в солнца лучах; теплом его наслаждается, близостью.
И кажется ей, что так всегда могло бы быть; и в будущем, освященном завтраками совместными, миссиями и тренировками, она отчетливо домик небольшой видит, как можно дальше от города, где вокруг ни души, лишь только они двое, и весь мир, что им одним принадлежит. Она капли воды на его теле вспоминает, и представляет, как отражается в них свет солнечный, яркий, а она к нему склоняется, бедрами на него опускается, и снова в поцелуях и прикосновениях теряется.

Но в реальности вынужденная с кровати приподняться, вслед за Джонатаном выйти, в дверях замереть на мгновение в нерешительности, смущении. И невдомек ей, как поведет он себя сейчас, что скажет ей, и будет ли по-прежнему смотреть так же, как смотрел до этого; будет ли он желать ее с той же силой, сжимать руками, да губами тело исследовать, каждый вдох дыханием ловить…

Он рукой ее манит, и она словно под гипнозом к нему подходит, рукам отдается, эмоциям вновь. Жадно водой себя насыщает, да только утолить жажду вовсе не получается; совсем иного рода ее желание мучает.
Она ладонью его груди касается, его сердце так близко, словно для нее одной бьется, и Клэри на миг мысль эту в голове удерживает, губы облизывает, взгляд затуманенный на брата поднимает, за глазами следит неотрывно, словно ответы ищет на вопросы не заданные.

- Я в тот момент думала лишь о том, каким ты бы мог мне братом стать. Как видишь, я не была столь искушенной тогда. 

Она улыбается легко, ее шепот в полумраке вес обретает, Кларисса голову к плечу склоняет, смотрит на брата игриво, вызов в глазах едва скрывая, да только щеки ее раскрасневшиеся с головой выдают, и дыхание участившееся, что с губ приоткрытых срывается.
Между ними искры, и воздух едва ли не мерцает от напряжения, едва ли не потрескивает. А Фрэй вскрикивает, воздух в себя через ноздри втягивает, и цепляется за плечи брата яростно, ногтями царапает, сжимает кожу нежную. Ее губы вены яремной на его шее касаются, кусают зубки белоснежные кожу тонкую, едва ли не прокусывают; и ножками стройными она все ближе его прижимает, в ощущениях теряется, с головой в наслаждение погружается, в страсть безудержную, что безумцев на самый край подталкивала; за неимением такой страсти самоубийцы в пропасть летели. И она вместе с ними летела, то в бездну падала, то к звездам взлетала, среди облаков парила, руки в сторону раскинув.

Он ее к себе ближе прижимает, она его за волосы тянет, совсем как он когда-то; дыханием прерывистым кожу обжигает, в губы поцелуем жадным впивается, поглотить целиком жаждет, надежду свою в его объятиях ищет.
Она не вспомнит, как вновь на кровати окажется; лишь его глаза, его скулы и губы, и ее бедра, что как в фантазиях, на него сверху опустятся, сожмут яростно, себя до миллиметра прочувствовать заставят. Она к нему склоняется, ладошками лица касается, к себе тянет, каждый стон с его губ сцеловывает.

В ее глазах эмоции одна с другой перескакивают, и мысли в беспорядке, едва ли с губ не срываются; Кларисса вместе с ним растворяется, на части разлетается, и позволяет с тихим рычанием себя на живот уложить, колени подогнуть, да губы кусая, в подушку имя его выдыхая, едва ли не выкрикивая; ладони сжимая до крови, до дрожи по всему телу; до звезд, что перед глазами мелькают, и она сама на себе клеймо ставит, полноценной лишь с ним себя чувствует. Утопает с головой в единении душ, в единении сердец, в тел слиянии, что за собой лишь апокалипсис несут, да только не имеет все это значения, пока охотница средь звезд парит, до самых дальних руками дотрагивается, и в глазах его свое отражение находит, успокаивается, да обнимает руками, теснее прижимается.

Ее дыхание сбитое, она жмется к Джонатану, будто стоит оказаться на расстоянии, и весь ее мир рухнет, разрушится на мириады частиц, да существовать перестанет. Нет более ее мира, лишь есть он, и тот мир, в котором он ей себя дарит, всего без остатка отдает, как и она ему себя уже отдала; на веки вечные свою душу в его ладони вложила, замком из пальцев запечатала, да беречь мысленно просила.

Она любовью к нему дышала; и каждой клеточкой тела зависимость чувствовала, что с обреченностью горькой граничила.

Ее пальчики медленно на его груди узоры выводить будут, но с губ слова так и не сорвутся; не скажет она вслух о том, что чувствует, не признается в эмоциях истинных, в себе схоронит, удержит отчаянно.

Ее голова у него на груди уютно устроится, она пальчики свои с его переплетает, сжимает их отчаянно, да в темноту улыбается, глаза закрывает. Ее тело в истоме приятной нежится, будто бы кошка сметаной насытилась; и эмоции в сознание впускает лишь радостные, безмятежные. Их день другой ждет, в котором многое изменится; возможно, что проклятием для нее истинным обернется, или, быть может, спасением.

▪ ▪ ▪ ▪ ▪ ▪

Должно быть безмерно ужасно потерять того, кого сильно любишь, в одну секунду, в одно мгновенье.

Ей хотелось остаться. Ласково губами его кожи на шее касаться, и так до самого утра, - до каждого утра в ее жизни, - ночь одну на двоих делить, все заботы и мечты. Она на безумства ради него пойти готовая, но с кровати встает медленно, в полумраке раннего утра одежду свою собирает, натягивает быстро футболку и джинсы на тело обнаженное. Белье разорванное искать Клэри не отправляется, сон брата возлюбленного потревожить боится, да смотрит на него с нежностью, картины ночи ушедшей вспоминает; губы кусает, и тело желанием в ответ отзывается, голодным блеском в глазах отражается.

Кларисса уйти хочет лишь затем, чтобы в прошлой жизни мосты обрушить, - она уже все решила, - колечко тоненькое Джейсу вернуть хочет, извиниться за обещания нарушенные, но сказать, что поторопились они, и рано ей еще себя узами связывать; да только об истинной причине все же умалчивает, даже в мыслях не желает в содеянном признаться, не может раскаяться, но ведь виноватой себя не чувствует, лишь надеждой сердечко полнится.

И она телефон упавший с пола поднимает, стило чужое в руках вертит, на кнопку нажимает, время проверить желая, да так и застывает на месте. Вспышкой боли сердечко пронзается, и все на свои места встает как-то явно, возможно что даже не совсем и правильно. Охотница на фотографию смотрит, глаз отвести не может от пары счастливой, и с горечью признает, что где-то на краю сознания была готова к чему-то подобному. Сама понимала, на что идет, и предполагала, что в том мире у брата есть кто-то, но…

Но знать о безликом человеке там, за гранью – это одно, и совершенно другое видеть его лицо настоящее, знать его слишком близко, пусть и в своем мире, но все же  з н а т ь, и с неизбежностью понимать, что возможно и в этом мире Она для Него тоже значение имеет. А Кларисса лишь как нечто мимолетное, мнимое, что под руку удачно попалось, да слишком удачно все складывалось.

Но не для нее.

Фрэй в сомнениях путается, головой мотает, губы кусает да слезы злые в глазах сдерживает. Она не верит, что все это иллюзией было, ведь так не целуют нелюбимых; так не сжимают в объятьях тех, кто в душе не вызывает даже малой искры желания. Но факты куда глобальнее, нежели мечты и предположения, и она снова на фото смотрит, вздыхает тихо, пальчиками слезы вытирает внезапные, да на край кровати опускается, на брата смотрит задумчиво. Волосы с его лба убрать желает, да только сама же себя останавливает, лишь телефон возле подушки кладет, и стилло туда же, рядом.

А у нее буря в душе неистовая, эмоции через край, и на волю рвутся; она бежать должна, на воздух свежий, в реальность свою обыденную, позади ночь прошедшую оставляя, да в памяти каждое мгновение сохраняя.

- Я всегда брата искала. – Ее шепот едва слышен, и улыбка на губах прочие эмоции затмевает, сдерживает. – Но тебя встретив, поняла, что не как брата любить желаю. Ты клеймо на моем сердце оставил невидимое, но только временно это все, Джонатан. Тебя твой мир ждет, тебя она ждет, а я…

Клэри замолкает, так и не договорив мысли самые главные, что птицей раненой бьются, боль физическую причиняют. Зубками губы снова кусает, да все же наклоняется, его виска невесомо, едва-едва касается, а после с постели стремительно поднимается, за дверь выходит.
И руна в воздухе уже сияет, Клариссу порталом к Институту выносит. Она дыхание переводит, воротник куртки едва в сторону отводит и Иратце обновляет, с сожалением стирая с тела все напоминания о ночи сладостной, ночи ушедшей.

Ее телефон в руках мигает, на экране сорок три пропущенных, и девять смс от Джейса, три от Алека и восемнадцать от Иззи. Кларисса даже от Магнуса смс получает, но все прочитанным помечает, удаляет, да морщится. У нее впереди день долгий, у нее впереди решения тяжелые, что вовсе уже не в пользу ее сердца, а, напротив, лишь во вред.

И она Джейсу рассказывает, как зла на него была, и видеть никого не желала, всю ночь по городу гуляла, да с помощью портала путешествовала. Он смотрит на нее с недоверием, но успокаивается, к себе прижимает, целует, обнимает, руками все ближе притягивает, к кровати тянет, но…

Но Фрей тошноту чувствует, ей чужие прикосновения противны, и она на усталость все списывает, от рук Джейса уворачивается, да в одеяло кутается, слезы непрошеные в глазах сдержать пытаясь. Он ее за талию обнимает, к себе прижимает, руки на бедра кладет, но в положение входит, засыпает стремительно. А она так и лежит без сна, подушку обняв, да губы снова с силой кусая, рыдания из горла рвущиеся сдерживает. Она звоном собственного сердца разбитого оглушенная, никчемной себя чувствует, доверчивой; и грани все стираются между прошлым и настоящим, она воспоминаниями себя душит, да мысленно собраться приказывает, успокоиться.

Сейчас, пока первые лучи солнца в окно пробиваются, стирая ночи очарование, охотница слишком отчетливо осознает, - да, она мысли в сознание снова впускает, совесть, сомнения, - что нет у них будущего, и она сама же себе замки воздушные построила, иллюзиями себя напитала, да осталась ни с чем, к жизни прежней вернулась. То, что случилось, было лишь мимолетным помешательством, и она для него ничего не значит.
Совсем ничего.

Алек сообщает о том, что у них продвижения в деле Джонатана имеются; Кларисса на Иззи старается не смотреть лишний раз, подругу избегает, пытается с мыслями собственным свыкнуться, смириться; и группа охотников на место отправляется, Клэри их порталом переносит. Сама же стоит чуть в стороне с Джейсом, улыбается наигранно, тихими словами с ним перебрасывается, но взгляд быстрый все же по сторонам бросает в ожидании, когда же новый портал откроется.
Она на мгновение отвлекается, говорит Джейсу нечто смешное и забавное, а он в этот момент к ней наклоняется, целует, и она на миг от неожиданности замирает, нежностью внезапной удивленная. И ладонь его щеки касается, она на поцелуй отвечает, сама же себе внушает, что ее чувства к жениху не могли так быстро угаснуть. Но только нет тех искр, что она испытывала с Ним; не закипает кровь, и искры между ними не летают; ее тело не пронзает молниями, не отзывается оно истомой на прикосновения, и мурашки вдоль позвоночника не пробегают.

Она ничего не чувствует.

Лишь обреченность некую, которую за улыбками прячет. И, глаза раскрыв, она на Его взгляд натыкается, замирает, да так, что Джейс это чувствует, поцелуй прекращает, оборачивается. На губах нефилима – усмешка кривая, и он свои пальцы с пальчиками Клэри переплетает, ее к себе ближе притягивает, словно понять дает, что она хоть и сестра Джонатану, да только ему, Джейсу, все же невестой приходится.

Но Кларисса тонет, у нее ноги едва не подкашиваются, и дыхание учащается; она будто бы заново каждое мгновение той ночи переживает, и поцелуи Его помнит; как Его руки ее касались, наслаждение дарили; как Он ее к звездам возносил, и сейчас она едва ли себя в реальности ощущала, губы пересохшие облизывая, но все же находя в себе силы,

о т в о р а ч и в а я с ь